Здесь представлен список имен художников, картины которых маленькая Шарлотта мечтала видеть впоследствии:
«Гвидо Рени, Джулио Романо, Тициан, Рафаэль, Микель Анджело, Корреджио, Аннибал Каррачи, Леонардо да Винчи, Фра Бартоломео, Карло Чиньяни, Ван Дик, Рубенс, Бартоломео Рамерти»[1].
Далее мы находим длинный список произведений Шарлотты за время от апреля 1829 г. по 3 августа 1830 г., т. е. в то время, когда Шарлотте было 13 – 14 лет. Вот заглавия некоторых из ее стихов, воспроизводивших собою впечатления природы, впечатления чтения, или же, наконец, плоды ее собственной неутомимой фантазии, помещенные в этом списке:
«Красота природы», «Впечатления во время путешествия по канадским лесам», «Песня изгнанника», «При виде развалин Вавилонской башни», «Стихи, написанные на берегу реки в прекрасный летний вечер», и т. д., и. т. д.[2]
***
А вот письменное объяснение маленькой Шарлотты Бронте, почему запоздала вторая ее книга «Рассказов об островитянах» /«Tales of the Islanders», состоявшая из четырех частей:
«Парламент был открыт, и был поднят великий католический вопрос, и обнаружены были меры, принятые герцогом, и поднялась брань, насилие, партийность, беспорядок. О, эти шесть месяцев со времени речи короля и до конца! Никто не мог ни писать, ни думать, ни говорить ни о чем другом, кроме католического вопроса, герцога Веллингтона и мистера Пиля, выясняющего условия, на которых могут быть допущены католики! С каким нетерпеливым интересом папа сорвал обертку и потом все мы собрались вокруг него и, задыхаясь от волнения, слушали, как один за другим развивались эти, и разъяснялись с таким искусством и уменьем; и потом, когда вся речь кончилась, как тетя сказала, что она находила это прекрасным и что католики не могли причинить никакого вреда при таких на надежных гарантиях. Я помню также, какие возникли сомнения по поводу того, пройдет ли это в палате лордов, и предсказания, что не пройдет»[3].
***
Яркое, интересное фантастическое видение юной Шарлотты Бронте предстает в следующем письме к редактору одного из маленьких журналов, которые брат и сестры Бронте сами издавали между собой.
«Милостивый государь! Всем хорошо известно, что духи заявили, что если они не будут ежегодно исполнять известных, очень трудных обязанностей какого-то таинственного свойства, то все миры, носящиеся в небесных пространствах, должны будут сгореть, вслед за чем они опять соберутся в один громадный шар, который будет катиться в одиноком величии по обширной пустыне мировых пространств, служа обиталищем лишь четырем высоким князьям духов, пока время не сменится вечностью. Дерзость их в этом отношении может быть приравнена лишь еще к одному из их утверждений, а именно, что они своею чудодейственною силою могут превратить мир в пустыню, чистейшие воды в потоки смертельного яду и самые прозрачные озера в стоячие вонючие болота, испарения которых, полные заразы, убьют все живые существа, за исключением лишь кровожадных лесных зверей и хищных птиц, обитающих среди скал. Но среди всего этого запустения воздвигается дворец старшего духа, сверкающий среди окружающей его пустыни и их военный клич будет страшным воем раздаваться по утрам, в полдень и с наступлением ночи; у них учредится ежегодное пиршество над костями усопших и ежегодно будут они с ликованием торжествовать свою победу. Я полагаю, милостивый государь, что нет нужды распространяться о том, насколько это дурно и жестоко с их стороны, а потому остаюсь…и т. д. июль, 14 1829 г.»[4].
***
Следующий юмористический фрагмент юношеского произведения Шарлотты Бронте «Моя Ангрия и ангрианцы» /«My Angria and the Angrians» великолепно демонстрирует остроумие Шарлотты в ироничном изображении характера ее брата Патрика Брэнуэлла, выведенного здесь под именем Патрика Бенджамина Уиггинса. Напыщенный и глуповатый, Патрик Бенджамин Уиггинс так отзывается о своих сестрах, в которых безошибочно распознаются сами Шарлотта, Эмили и Энн Бронте:
« — Есть создания, которые набиваются мне в родню, некие три девицы. Им выпала честь называть меня братом, но я отрицаю их право быть моими сестрами.
— А как зовут ваших сестер?
— Шарлотта Уиггинс, Джейн Уиггинс к Энн Уиггинс.
— Они такие же странные, как и вы?
— О, да они просто глупые создания, о которых не стоит много говорить. Шарлотте восемнадцать, она низенькая и коренастая, мне до локтя. Джейн — шестнадцать, она высокая и тощая, лицо у нее с кулачок, а Энн — ну просто ничто, абсолютное ничто.
— Да не может быть! Неужели она дурочка?
— Да вроде того.
— Хм, ну и семейка у вас»[5].
***
Интересный случай, произошедший с Шарлоттой Бронте в то время, когда она работала гувернанткой в семействе Сиджвиков в поместье Стоунгэпп в Лозерсдэйле (Stonegappe, Lothersdale).
Заботам Шарлотты поручили двоих избалованных мальчишек, которые порою бывали жестоки. Однажды один из них бросил в нее камень. Шарлотта не стала придавать огласке этот факт и не пожаловалась родителям мальчугана. Во время обеда мальчик в порыве благодарности сказал в присутствии взрослых: «Я люблю вас, мисс Бронте», на что его мать пренебрежительно заметила: «Но, Джон, любить гувернантку…»[6].
Элизабет Гаскелл в своей книге «Жизнь Шарлотты Бронте» /«The Life of Charlotte Brontё», 1857 об этом эпизоде вспоминает так:
«Среди рассказанных мисс Бронте случаев, а я их хорошо запомнила, один произошел с нею самой. Отлучаясь на день из дому, родители доверили ее заботам маленького сына, ребенка трех или четырех лет от роду, и строго наказали ни под каким видом не пускать его на конный двор. Но старший брат, восьми- или девятилетний мальчик, который не был воспитанником мисс Бронте, заманил малыша в запретное место. Мисс Бронте старалась убедить его вернуться, но он, по наущению старшего, стал швырять в нее камнями, один из которых ударил ее в висок с такой силой, что шалуны испугались и покинули конюшню. На следующий день, как раз когда семейство было в сборе, хозяйка поинтересовалась у мисс Бронте, что это за отметина у нее на лбу. "Я ушиблась, сударыня", — последовал краткий ответ, после чего расспросы прекратились, но все присутствовавшие там дети прониклись к ней великим уважением за то, что она не "наябедничала". С тех пор она приобрела на них влияние, на кого большее, на кого — меньшее, в зависимости от характера каждого, и ощутила к ним гораздо больший интерес. Однажды маленький строптивец, тот самый, что когда-то убежал на конный двор, поддавшись бурному порыву чувств, сказал в присутствии всех братьев и сестер, сидевших за обедом: "Я люблю мисс Бронте" — и взял ее за руку. В ответ его мать воскликнула, нимало не смущаясь тем, что ее слышат дети: "Любишь гувернантку?"»[7]
***
Многие биографы и исследователи творчества сестер Бронте вспоминают об одном эпизоде из жизни Шарлотты Бронте, когда она возвращалась в брюссельский пансион на второй год в качестве преподавательницы и попутно завершать свое обучение.
Путь в Бельгию пролегал через Лондон, где в прошлый приезд в Бельгию Шарлотта останавливалась на ночь в гостинице вместе с сестрой и отцом, который провожал своих дочерей в пансион. Далее они переправлялись на корабле до Остенде, а оттуда — дилижансом до Брюсселя.
На этот же раз поезд, с которым Шарлотта должна была прибыть в Лондон, сильно запоздал, так что она очутилась в столице только к десяти часам вечера. Это было время, до неприличия позднее по понятиям пасторской дочери. Растерявшись и не имея духу явиться одна в какую-нибудь гостиницу, Шарлотта взяла кеб и отправилась прямо на пристань и там, сев в лодку потребовала, чтобы лодочник немедленно подвез ее к кораблю, отправлявшемуся утром в Остенде. Лодочник исполнил ее желание, но когда лодка подошла к кораблю, дежурный на корабельной вахте отказался принять Шарлотту, заявив, что пассажиры не допускаются на корабль для ночлега. Тогда Шарлотта, поднявшись во весь свой небольшой рост и стоя в лодке, потребовала, чтобы вызвали «начальство», и настолько убедительно доказывала всю невозможность одной явиться в такой поздний час в гостиницу, что недоверие «начальства» поколебалось, и был отдан приказ отвести странной пассажирке койку на корабле[8].
Этот случай Шарлотта Бронте подробно описала в своем последнем романе «Городок» /«Villette» (1853), где «Остенде» зашифрован под континентальным портом «Бумарин», опустив лишь эпизод непосредственного разговора героини с дежурным на судне и требование вызвать «начальство»:
«В тот же вечер я узнала у слуги, моего нового друга, когда отходят суда в Бумарин - порт на континенте. Не следует терять ни минуты, нужно сегодня же ночью занять место на корабле. Можно было бы, конечно, подождать до утра, но я боялась опоздать к отплытию.
- Лучше отправляйтесь на корабль немедленно, сударыня, - посоветовал мне слуга.
Я согласилась с ним, заплатила по счету, а также отблагодарила моего друга, как я теперь понимаю, прямо-таки по-королевски, а ему, вероятно, это показалось проявлением наивности, ибо в легкой улыбке, мелькнувшей у него на лице, когда он клал деньги в карман, отразилось его мнение о моей практичности. Затем он отправился за кебом. Он привел ко мне кучера и, по-видимому, приказал ему везти меня прямо на пристань, а не бросать на милость перевозчиков, но хотя сие должностное лицо пообещало так и поступить, оно своего обещания не выполнило, а, наоборот, заставив меня преждевременно выйти из экипажа, принесло меня в жертву и подало меня, как ростбиф на блюде, целой ораве лодочников.
Я оказалась в незавидном положении. Ночь была темная. Кучер получил плату и тотчас уехал, а перевозчики начали сражение за меня и мой чемодан. Их ругань до сих пор звенит у меня в ушах, она нарушила мое самообладание сильнее, чем темная ночь, одиночество и необычность всей обстановки. Один схватил мой чемодан - я смотрела на него и молча выжидала, но тут другой прикоснулся ко мне, тогда я наконец заговорила, и достаточно громко, стряхнула его руку, шагнула в лодку и приказала поставить чемодан рядом со мной - "Сюда", - показала я, - что и было немедленно исполнено, так как теперь моим союзником стал владелец выбранной мною лодки, и мы, наконец, тронулись с места.
Реку, похожую на поток чернил, освещали огни множества прибрежных зданий; на волнах покачивались суда. Лодка подплывала к нескольким кораблям, и я при свете фонаря читала их названия, написанные на темном фоне крупными белыми буквами: "Океан", "Феникс", "Консорт", "Дельфин". Мой корабль назывался "Быстрый" и, видимо, стоял на якоре где-то ниже.
Мы скользили по мрачной черной реке, а перед моим внутренним взором катились волны Стикса, по которым Харон вез в Царство теней одинокую душу. Находясь в таких необычных обстоятельствах, когда в лицо мне дул холодный ветер, из полуночной тучи лился дождь, моими спутниками были два грубых лодочника, ужасные проклятия продолжали терзать мой слух, я спросила у себя, что я - несчастна или испугана? Ни то ни другое, решила я. Много раз в жизни мне приходилось, пребывая в значительно более спокойной обстановке, чувствовать себя испуганной и несчастной. "Как это получается, - подумала я, - что я полна бодрости и надежд, а должна бы испытывать уныние и страх?" Объяснить этого я не смогла.
Наконец, в черноте ночи забелел "Быстрый".
- Ну, вот и он! - воскликнул лодочник и тотчас же потребовал шесть шиллингов.
- Слишком много, - сказала я. Тогда он отогнал лодку от корабля и заявил, что не выпустит меня, пока я с ним не расплачусь. Молодой человек - как я выяснила впоследствии, лакей на судне - смотрел на нас с палубы и улыбался в ожидании скандала; чтобы разочаровать его, я заплатила требуемую сумму. В тот день я трижды отдавала кроны, когда следовало бы ограничиться шиллингами, но меня утешала мысль, что такой ценой приобретается жизненный опыт.
- А вас одурачили! - ликующим тоном оповестил меня лакей, когда я поднялась на палубу. Я равнодушно ответила, что мне это известно, и спустилась вниз.
В каюте для дам я застала дородную, красивую, в пух и прах разодетую женщину и попросила ее показать мне мое место. Она недовольно взглянула на меня, проворчала что-то нелестное насчет моего появления на судне в столь неподходящее время и проявила явное нежелание придерживаться правил вежливости. Какое у нее было смазливое, но наглое и себялюбивое лицо!
- Поскольку я уже прибыла сюда, здесь я и останусь, - был мой ответ. - Вынуждена побеспокоить вас - укажите, где мое место.
Она все же подчинилась, хотя и с весьма нелюбезной миной. Я сняла шляпу, разложила вещи и легла. Я преодолела ряд трудностей, над чем-то одержала победу, и теперь моя душа, лишенная крова, поддержки и ясной цели, вновь получила возможность немного отдохнуть. До прибытия "Быстрого" к месту назначения я была свободна от необходимости действовать, но потом... О! Лучше не заглядывать вперед. Измученная и подавленная, я лежала в полузабытьи».
***
Один из ярких случаев в жизни семьи Бронте, показывающий неосведомленность отца семейства о творчестве его дочерей. Когда успех «Джейн Эйр» был вне сомнения, сестры побудили Шарлотту рассказать отцу о выходе книги. И однажды днем, а обедал он рано, она вошла в его кабинет с экземпляром книги и несколькими рецензиями, подобрав их так, чтобы одна из заметок содержала неблагоприятный отзыв, и между ними произошел следующий разговор:
« — Папа, я написала книгу.
— Неужели, моя дорогая?
— Да, и я хочу, чтобы ты ее прочитал.
— Боюсь, мне трудно будет из-за глаз.
— Но это не рукопись — она напечатана.
— Моя дорогая! Но ты не подумала о расходах! Несомненно ты понесешь урон, иначе как же продать книгу? Твое имя никому неизвестно.
— Нет, урона не будет. Ты с этим согласишься, если только позволишь прочитать одну-две рецензии и рассказать тебе о книге.
Она села и прочитала отцу рецензию, а затем, отдан ему экземпляр «Джейн Эйр», оставила его наедине с книгой. Когда он вышел к чаю, то сказал:
— Девочки, а вы знаете, что Шарлотта написала книгу, и она совсем недурна»[9]?
------------------------------------------------------------------------------------
[1] Петерсон О. Семейство Бронте: (Керрер, Эллис и Актон Белль). – СПб.: Тип. И. Н. Скороходова, 1895. – С. 31.
[2] Там же. – С. 34.
[3] Там же. – С. 32.
[4] Там же. – С. 32 – 33.
[5] Margot Peters. Unquiet Soul. The Biography of Charlotte Brontё. – Garden City, Doubleday, 1975. – P. 13;
Тугушева М. Шарлотта Бронте: Очерк жизни и творчества. – М.: Худож. лит., 1982. – С. 17.
[5] Margot Peters. Unquiet Soul. The Biography of Charlotte Brontё. – Garden City, Doubleday, 1975. – P. 13;
Тугушева М. Шарлотта Бронте: Очерк жизни и творчества. – М.: Худож. лит., 1982. – С. 17.
[6] Gаskell Е. The Life of Charlotte Brontё. Vol. I, ch. VIII. – London: Penguin, 1977. – P. 187 [более позднее издание этой книги: Gaskell E. The Life of Charlotte Brontё. Vol. I, ch. VIII. – Oxford: Oxford University Press, 2009. – P. 136]; Тугушева М. Шарлотта Бронте: Очерк жизни и творчества. – М.: Худож. лит., 1982. – С. 24.
[7] Гаскелл Э. Жизнь Шарлотты Бронте. Ч. I, гл. VIII // Бронте Э. Грозовой Перевал: Роман; Стихотворения. – М.: Худож. лит., 1990. – С. 336 – 337. — (Сестры Бронте. Кн. 3). Перевод с англ. Т. Казавчинской. (Орфография перевода сохранена). (См. также: Gaskell E. The Life of Charlotte Brontё. Vol. I, ch. VIII. – Oxford: Oxford University Press, 2009. – P. 136).
[8] Петерсон О. Семейство Бронте: (Керрер, Эллис и Актон Белль). – СПб.: Тип. И. Н. Скороходова, 1895. – С. 161 – 162.
[9] Gаskell Е. The Life of Charlotte Brontё. Vol. II, ch. II. – London: Penguin, 1977. – P. 312 – 358. Перевод с англ. И. Ирской. [См. также: Gaskell E. The Life of Charlotte Brontё. Vol. II, ch. II (XVI). – Oxford: Oxford University Press, 2009. – P. 263 – 264].
