Сама история, каковая легла в основу романа «Джейн Эйр» произошла в действительности. Шарлотта Бронте впервые услышала эту историю в то время, когда сама она преподавала в Роу Хеде. В ту пору, как раз в самый разгар рабочего семестра, недалеко от Лидса случилось весьма любопытное происшествие, надолго переполошившее округу. Служащий одного почтенного владельца фирмы женился на молодой девушке, гувернантке своего хозяина. А через год после венчания открылось, что у человека, которого гувернантка по праву считала своим законным супругом и от которого она к тому времени уже родила ребенка, была другая жена. Его союз с этой сомнительной особой заключался много лет назад, и все это время держался в строжайшей тайне, так как вскоре после свадьбы врачи признали злосчастную женщину умалишенной. По той же причине брак между нею и ее супругом не мог быть расторгнут законным путем. Однако же сам несчастный мужчина был убежден, что факт сумасшествия его жены дает ему право на новое супружество, которое, по существу, и должно быть признанно законным. И вот, после долгих терзаний и унижений, какие пришлось ему претерпеть от вульгарной, нечестивой «дьяволицы во плоти», он встречает юную девушку — простую, скромную, честную. Она — словно маленькая медоносная пчелка — исполнительная и кропотливая, самоотверженно и незаметно трудившаяся в этой земной юдоли на благо рода людского. Несчастный страдалец полюбил ее всей душой и вскоре добился, чтобы девушка его мечты ответила ему взаимностью. Затем инсценировал свадьбу. Вся церемония — церковная служба, обручальные кольца, свидетельства и сам брачный акт — все было ложью. Все — но не чувства. Эти двое любили друг друга искренне и глубоко — тем более устрашающе-опустошительным было отчаяние обоих, когда открылась жуткая правда. Эта печальная история в свое время потрясла впечатлительную Шарлотту до глубины души. Сколько бессмысленных толков — пересудов сплетников — вызвало это прискорбное происшествие в округе! История о страданиях бедной гувернантки переходила из области в область в разных вариантах, постепенно обрастая все новыми и новыми подробностями. Наконец сплетни докатились и до Роу Хеда. Как бы то ни было, положение несчастной молодой женщины — безвинной матери внебрачного ребенка — жены и, в то же время, не жены — возбуждало всеобщее сочувствие. Взволнованные разговоры об этом случае еще долго не стихали ни в Мирфилде, на территории которого располагалась школа Роу Хед, ни в других околотках английских провинций[1]. Шарлотта искренне сострадала несчастной женщине. Создавая свой роман «Джейн Эйр» писательница старалась подчеркнуть, что бесправное положение женщин — позорное клеймо общественного строя её времени. Шарлотта Бронте, во что бы то ни стало, стремилась донести до читателя своё непоколебимое убеждение, что прекрасные дамы должны... обязаны отстаивать свои права, защищать свои действия, свои стремления, свои наклонности и, конечно же, свои чувства. Всё это блестяще сумела сделать героиня её романа «Джейн Эйр».
…Оглушительный успех «Джейн Эйр» подтолкнул издателя Ньюби как можно скорее выпустить залежавшиеся уже в его редакции книги «братьев Белл». И двух месяцев не прошло после выхода в свет «Джейн Эйр», как в декабре 1847 года были опубликованы романы младших сестёр Бронте «Агнес Грей» и «Грозовой Перевал».
Тем временем самая младшая из сестер Бронте, Энн, принялась за создание нового романа. Роман «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» («The Tenant of Wildfell Hall») — семейно‑психологический. Он построен как раскрытие тайны главной героини Хелен, поселившейся с маленьким сыном Артуром в мрачном, давно покинутом владельцами старинном доме елизаветинских времён. Появление прекрасной незнакомки, назвавшейся миссис Грэхем, привлекает внимание жителей округи. Её одиночество и независимость поведения разжигают интерес к её прошлому. История Хелен и обстоятельства её семейной жизни с Артуром Хантингдоном и положены в основу романа. В отличие от Эмили, Энн тщательно передаёт атмосферу среды, ощущение исторического конкретного времени путём воспроизведения мельчайших деталей быта, звучания речи, строения диалогов. Это то неуловимо‑определённое, что впоследствии будет воссоздано и передано как «викторианское», например, в таком близком нам по времени произведении, как роман Джона Фаулза «Женщина французского лейтенанта». Роман «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» так же, как и другие произведения сестёр Бронте, имеет автобиографическую подоплёку. Работая над ним, Энн Бронте постоянно думала о своём брате Патрике Брэнуэлле, о его трагической судьбе. Какова цена приверженности человека к вредным привычкам — для него самого и для близких людей, его окружающих, которым также приходится платить по его счету? А злополучному виновнику, увязающему в пучине адских соблазнов, кажется, нет никакого дела до того, что он беспощадно увлекает за собой в бездонную пропасть и своих близких. Таким был деспотичный, самовлюбленный Артур Хантингдон, первый супруг героини романа Энн Бронте, долгие годы разрушавший жизни жены и сына. Таким, к величайшему огорчению всех обитателей пастората в Хауорте, становился и несчастный, сломленный судьбой Патрик Брэнуэлл. Чуткая, глубоко ранимая по природе Энн Бронте не могла оставаться безучастной свидетельницей столь чудовищного падения собственного брата. «<...>Она долгое время была вынуждена видеть вокруг себя разрушительный результат невостребованного таланта и способностей, — писала Шарлотта в биографической заметке, посвященной Энн в период создания романа о незнакомке, — по натуре чувствительная и нежная, она (Энн) глубоко воспринимала увиденное, и это ей вредило. Она размышляла над этим до тех пор, пока не уверовала, что ее долг воспроизвести историю (конечно, с помощью вымышленных характеров, событий и ситуаций), как предостережение для других. Она ненавидела свою работу, но продолжала ее. Когда ее призывали к благоразумию, она воспринимала это как искушение и потакание своим слабостям, она считала, что должна быть честной, ничего не приукрашивать, или смягчать, или скрывать<...>».
...В июне 1848 года «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» была завершена. Рукопись отослали в Америку, в издательство мистера Ньюби, занимавшегося публикацией романов Эллиса и Эктона Беллов. После ошеломляющей славы «Джейн Эйр» в Лондоне распространился слух, будто предприимчивый Каррер Белл продал все три романа в Америку вкупе с правами на ещё не написанное произведение. Когда обеспокоенный издатель Джордж Смит (George Smith, 1824 — 1901) деликатно поднял этот вопрос в письме к своим авторам, то сестры решили наконец раскрыть подлинные имена. Было решено, что в Лондон отправятся Шарлотта и Энн, так как Эмили наотрез отказалась покидать Хауорт.
Смит встретил сестёр недоверчиво. Увидев в руках Шарлотты своё письмо, он довольно резко пожелал узнать, каким образом оно к ним попало. Но его суровость вскоре сменилась неподдельным интересом и симпатией к сёстрам‑писательницам — интересом особенно мучительным для застенчивой Шарлотты. Обаятельный внимательный Джордж понравился влюбчивой, романтичной девушке. Между тем приезд в Лондон, открытие литературному сообществу имён сестёр Бронте, яркие впечатления большого города после многолетнего пустынного Йоркшира стали последними маленькими радостями, доставшимися на долю писательниц.
Джордж Смит
(1824 — 1901)
В сентябре 1848 года от белой горячки скончался Патрик Брэнуэлл, и с его смерти началась череда событий, которые превратили Хауорт, по горькому замечанию Шарлотты, в «долину теней». На похоронах брата простудилась Эмили, но безнадёжно больная, она не желала признавать факта собственной слабости: слышать не хотела о врачах и лекарствах, каждое утро по-прежнему вставала раньше всех, гуляла по милым сердцу окрестностям. Её бил озноб, она непрерывно кашляла и отхаркивала кровью, но не дай Бог, было её кому-нибудь пожалеть. «Она выглядит очень-очень исхудавшей, — с тревогой писала Шарлотта подруге. — Но бесполезно расспрашивать её, ответа не последует. Ещё бессмысленней рекомендовать лекарства, она их категорически не принимает». Утром 18 декабря 1848 года Эмили поднялась как обычно, а после завтрака взялась за шитьё, и только по прерывистому дыханию, мертвенной бледности и особому блеску глаз было заметно, что она с трудом держится на ногах. В полдень всё‑таки послали за врачом, через два часа Эмили не стало. Удивительная стойкость и непоколебимая сила духа Эмили Бронте в противостоянии жизненным невзгодам отражены в её стихотворении, написанном в дни болезни. (1824 — 1901)
ЭМИЛИ БРОНТЕ
* * *
Что мне богатство? — Пустота.
Любовь? — Любовь смешна.
И слава — бред и маета
Растаявшего сна.
Молюсь ли я? — Одной молитвы
Достаточно вполне:
«Брось сердце — это поле битвы —
И дай свободу мне».
Еще раз повторяю вслух
Перед концом пути:
«Сквозь жизнь и смерть свободный дух
Без страха пронести»[2].
А вот стихотворение Шарлотты Бронте, предпосланное к прощанию с любимой сестрой:
ШАРЛОТТА БРОНТЕ
«НА СМЕРТЬ ЭМИЛИ ДЖЕЙН БРОНТЕ»
Ты никогда не будешь знать,
Что довелось нам испытать,
Оставшись без тебя,
Лишь это утешает нас
В отчаянный, в безумный час,
Когда молчим, скорбя.
Ты не узнаешь этой муки.
Реальность страшная разлуки
Не потрясет твой ум;
Не будет сердце звать на помощь —
Тебя не испугает в полночь
Его тоскливый шум.
Ты не узнаешь, что такое
Слепое бдение ночное,
Когда глаза пусты.
«Горе, горе, скорбь и горе.
Как переплыву я море
Грозящей пустоты?»
Не знай! Ты вышла из сраженья.
Спи — и не ведай пробужденья.
Жизнь — это грустный дом.
Лихое время в вечность канет,
И радость тихая настанет —
Когда к тебе придем.
На полгода пережила любимую сестру Энн. Из последних сил девушка сражалась с чахоткой и за несколько дней до смерти попросила Шарлотту отвезти её на морской курорт в Скарборо — Энн верила в выздоровление. Но в то же время она была готова с достоинством встретить свою кончину. Неопровержимое свидетельство тому — стихотворение, созданное Энн Бронте в один из тяжких дней ее болезни:
ЭНН БРОНТЕ
«ПОСЛЕДНИЕ СТРОКИ»
Все ближе мрака черный край.
Готова я страдать.
Очисти от греха и дай
Терпеть и не роптать.
Сквозь мглу житейской суеты
Узреть Тебя дозволь.
Мне дашь ли утешенье
Ты, Мою утишишь боль?
От слабости мой дух храня,
О дай, молю, мне сил,
Чтоб Искуситель от меня
В досаде отступил.
Стремилась сердцем и душой
Восславить я Тебя.
И на алтарь сложила б Твой
Не часть, но всю себя.
Средь сильных мнила я найти
Сужденный мне урок,
Трудиться и вперед идти
По лучшей из дорог.
Назначил жребий ты другой,
Не тот, что я ждала.
Средь первых мук, что он — благой,
В слезах я поняла.
На жизнь надежду отнял прочь,
Взял радость у меня,
Велел в терзаниях всю ночь
Ждать тягостного дня.
Надежды, радостные дни
Ты дал, Ты взял назад,
Я забывала, что они
Не мне принадлежат.
Дано ли будет наконец
Блаженство мне познать,
За муки обрести венец
И тяжкий крест свой снять?
Терзания часов ночных
И тяготы суровых дней
Не тщетны, если я чрез них
Предамся милости Твоей.
Несчастный, что лежит без сил,
Истерзан болью и тоской,
Напрасно ль у Небес просил
О помощи в борьбе с собой?
В борьбе с грехом: ведь он всегда
В страданье затаившись ждет,
Чтоб нанести удар, когда
Минута слабости придет.
С терпением свой крест нести,
Иных же не искать заслуг
И в боли стойкость обрести —
Надежду, чистоту средь мук.
Дозволь хоть так Тебе служить,
Что мне ни суждено —
Дано ль еще мне будет жить
Иль вовсе не дано.
Угодно первое Тебе,
Смиренней стану я,
Мудрей и уповать в борьбе
Все боле на Тебя.
А если смерть совсем близка,
То так тому и быть.
В Твоей я воле, но пока
Дозволь Тебе служить.
Путешествие отняло у Энн Бронте последние силы. Поняв, что умирает, Энн уговаривала оцепеневшую от горя старшую сестру: «Мужайся, Шарлотта, мужайся». Страшным было возвращение Шарлотты в Хауорт. Трудно даже себе представить состояние писательницы, потерявшей за год троих самых близких для неё людей, трудно понять, как смогла она существовать в этих тёмных, мрачных стенах, в одиночестве и тоске. «Я чувствовала молчание дома, пустоту комнат. Я вспомнила, где, в каких узких и тёмных обителях нашли приют те трое, чтобы больше никогда не ступать по земле… Пришло то мучительное состояние, которое надо претерпеть, от которого нельзя уклониться. Я покорилась ему, проведя скорбные вечер, и ночь, и печальное утро».
ЭНН БРОНТЕ
«ПОСЛЕДНИЕ СТРОКИ»
Все ближе мрака черный край.
Готова я страдать.
Очисти от греха и дай
Терпеть и не роптать.
Сквозь мглу житейской суеты
Узреть Тебя дозволь.
Мне дашь ли утешенье
Ты, Мою утишишь боль?
От слабости мой дух храня,
О дай, молю, мне сил,
Чтоб Искуситель от меня
В досаде отступил.
Стремилась сердцем и душой
Восславить я Тебя.
И на алтарь сложила б Твой
Не часть, но всю себя.
Средь сильных мнила я найти
Сужденный мне урок,
Трудиться и вперед идти
По лучшей из дорог.
Назначил жребий ты другой,
Не тот, что я ждала.
Средь первых мук, что он — благой,
В слезах я поняла.
На жизнь надежду отнял прочь,
Взял радость у меня,
Велел в терзаниях всю ночь
Ждать тягостного дня.
Надежды, радостные дни
Ты дал, Ты взял назад,
Я забывала, что они
Не мне принадлежат.
Дано ли будет наконец
Блаженство мне познать,
За муки обрести венец
И тяжкий крест свой снять?
Терзания часов ночных
И тяготы суровых дней
Не тщетны, если я чрез них
Предамся милости Твоей.
Несчастный, что лежит без сил,
Истерзан болью и тоской,
Напрасно ль у Небес просил
О помощи в борьбе с собой?
В борьбе с грехом: ведь он всегда
В страданье затаившись ждет,
Чтоб нанести удар, когда
Минута слабости придет.
С терпением свой крест нести,
Иных же не искать заслуг
И в боли стойкость обрести —
Надежду, чистоту средь мук.
Дозволь хоть так Тебе служить,
Что мне ни суждено —
Дано ль еще мне будет жить
Иль вовсе не дано.
Угодно первое Тебе,
Смиренней стану я,
Мудрей и уповать в борьбе
Все боле на Тебя.
А если смерть совсем близка,
То так тому и быть.
В Твоей я воле, но пока
Дозволь Тебе служить.
Путешествие отняло у Энн Бронте последние силы. Поняв, что умирает, Энн уговаривала оцепеневшую от горя старшую сестру: «Мужайся, Шарлотта, мужайся». Страшным было возвращение Шарлотты в Хауорт. Трудно даже себе представить состояние писательницы, потерявшей за год троих самых близких для неё людей, трудно понять, как смогла она существовать в этих тёмных, мрачных стенах, в одиночестве и тоске. «Я чувствовала молчание дома, пустоту комнат. Я вспомнила, где, в каких узких и тёмных обителях нашли приют те трое, чтобы больше никогда не ступать по земле… Пришло то мучительное состояние, которое надо претерпеть, от которого нельзя уклониться. Я покорилась ему, проведя скорбные вечер, и ночь, и печальное утро».
Могила Энн Бронте в Скарборо
О состоянии, владевшем Шарлоттой Бронте в тот страшный период, можно судить по её стихотворению, приуроченному к кончине её младшей сестры:
«НА СМЕРТЬ ЭНН БРОНТЕ»
Меня как будто больше нет:
Смерть не страшна. Жизнь — не мила.
Она была мой день, мой свет.
Я жизнь мою пережила.
Я видела, как меркнул взгляд,
Как руки холодом свело;
Ждала, чтоб ласковый закат
Овеял бледное чело,
Чтоб ветер облако унес,
Чтоб солнце скрылось за холмом...
И Вседержителя без слез
Благодарила я потом;
И знала: мне нельзя помочь,
Я чашу выпила до дна.
В грохочущую бурей ночь
Теперь вступаю я одна.
«НА СМЕРТЬ ЭНН БРОНТЕ»
Меня как будто больше нет:
Смерть не страшна. Жизнь — не мила.
Она была мой день, мой свет.
Я жизнь мою пережила.
Я видела, как меркнул взгляд,
Как руки холодом свело;
Ждала, чтоб ласковый закат
Овеял бледное чело,
Чтоб ветер облако унес,
Чтоб солнце скрылось за холмом...
И Вседержителя без слез
Благодарила я потом;
И знала: мне нельзя помочь,
Я чашу выпила до дна.
В грохочущую бурей ночь
Теперь вступаю я одна.
Нервное напряжение привело к тяжёлой болезни Шарлотты. Патрик Бронте, который был так убит смертью единственного сына, что, по‑видимому, не ощутил горя последующих смертей, теперь не на шутку встревожился. Под угрозой была жизнь последней дочери, литературный успех которой до некоторой степени утолил горечь несбывшихся надежд, связанных с Патриком Брэнуэллом.
Вскоре после завершения «Джейн Эйр» воодушевлённая успехом Шарлотта начала писать новый роман «Шёрли» («Shirley») и почти закончила его вторую часть до смерти брата, но домашние беды и болезнь надолго приостановили работу. С огромным трудом, большим усилием воли возвращается Шарлотта к жизни, к письменному столу, к листу бумаги. Теперь она, отлично сознавая бедность собственного личного опыта, понимает, что её спасение в воображении. Снова и снова на помощь приходит испытанный приём сестёр Бронте — если жизнь бедна внешними событиями, если она становится невыносимой, можно сбежать «на острова» фантазии, занять силы у богатства внутреннего мира. Только придуманные герои, вновь и вновь проигранные судьбы могут отвлечь Шарлотту от страшных реалий окружающего. Роман «Шёрли» повествует о восстаниях, поднимавшихся в народных массах в результате технического прогресса, когда обычные рабочие руки заменяются машинами. В основу этого произведения был положен реальный факт о вспыхнувшем в 1812 году в окрестностях Йоркширского графства народном бунте, венцом которого явился поджог фабрики некоего предприимчивого владельца по фамилии Картврайт. Этот самый Картврайт и явился прототипом главного героя нового романа Шарлотты, фабриканта Роберта Мура. В образах же героинь романа — гордой, своенравной Шерли и нежной, мужественной Кэролайн Шарлотта запечатлела сложные многогранные натуры своих умерших сестер Эмили и Энн. Роман «Шёрли», увидел свет 26 октября 1849 года.
Рецензии на этот роман появились неоднозначные, и всё же в целом книга была оценена положительно. Большинство знакомых и друзей гордились Шарлоттой. Правда, бывшая хозяйка пансиона, где училась писательница, мисс Вулер, узнав свою воспитанницу в авторе «Джейн Эйр», решила, будто этот факт повредит репутации Шарлотты, и поспешила её заверить, что она‑то уж, во всяком случае, не изменит своего отношения к ученице. Зато крёстная была шокирована, что Шарлотта пишет. «Джейн Эйр» была воспринята ею как «дурная книга», и все отношения с крёстной дочерью были прерваны. Это, вероятно, огорчало писательницу, однако ей гораздо дороже было благоприятное мнение литературной среды о её творчестве.
Узнав о страшном горе Шарлотты, Джордж Смит приглашает Бронте в Лондон. Радушный приём издателя и его матери избавил Шарлотту от скованности. Теперь ей уже доставляет удовольствие общество лондонских друзей, она чувствует себя равной среди равных и впервые за полтора года ощущает себя спокойной и почти счастливой. Смит и Уильямс (другой издатель) стремились сделать для неё пребывание в Лондоне приятным. Её вывозили в театр — посмотреть знаменитого актёра Макриди в шекспировских трагедиях «Макбет» и «Отелло». Макриди Шарлотте не понравился, потому что, по её мнению, мало понимал Шекспира.
Зато посещение Национальной галереи произвело на неё неизгладимое впечатление, особенно акварели Тернера. Бронте встретилась с известной лондонской писательницей Гарриэт Мартино, причём сама попросила принять её, что весьма удивительно при её застенчивости. И, наконец, запоминающейся для Шарлотты Бронте стала встреча с боготворимым ею Теккереем — автором знаменитого сатирического романа «Ярмарка Тщеславия», которому сама Шарлотта некогда посвятила второе издание своей «Джейн Эйр». Вот как Шарлотта Бронте описала эту встречу в письме к своему отцу: «…Это очень высокий… человек. Его лицо показалось мне необычным — он некрасив, даже очень некрасив, в его выражении есть нечто суровое и насмешливое, но взгляд его иногда становится добрым. Ему не сообщили, кто я, его мне не представили, но вскоре я увидела, что он смотрит на меня сквозь очки, и когда все встали, чтобы идти к столу, он подошёл ко мне и сказал: „Пожмём друг другу руки", — и я обменялась с ним рукопожатием… Думаю, всё же лучше иметь его другом, чем врагом, мне почудилось в нём нечто угрожающее. Я слушала его разговор с другими господами. Говорил он очень просто, но часто бывал циничен, резок и противоречил сам себе».
А она произвела на Теккерея очень благоприятное и даже трогательное впечатление. Он писал: «Помню маленькое, дрожащее создание, маленькую руку, большие честные глаза. Именно непреклонная честность показалась мне характерной для этой женщины… Я представил себе суровую маленькую Жанну дАрк, идущую на нас, чтобы упрекнуть за нашу лёгкую жизнь и лёгкую мораль. Она произвела на меня впечатление человека очень чистого, благородного, возвышенного».
Шарлотта вернулась из Лондона в середине декабря, к годовщине смерти Эмили. Но как бы печально ни провела она этот день, теперь она черпала силы и утешение в поддержке и симпатиях новых друзей. Зимы обычно были для Бронте тяжёлым испытанием. В восемь часов вечера отец и старая служанка Табби отправлялись спать, а Шарлотта доводила себя до исступления воспоминаниями. Ей чудились голоса сестёр, сквозь завывания ветра умолявшие её открыть дверь и позволить им войти. Весной можно было отправляться в дальние прогулки по Хауорту. «В тишине этой холмистой местности я вспоминаю строки из их стихотворений… когда-то я любила их читать, теперь не смею, и часто у меня возникает желание забыть многое из того, что, пока мозг работает, я не забуду никогда» — с невыразимой тоскою писала Шарлотта. Летом Шарлотта снова побывала в Лондоне. Вместе с Джорджем Смитом она ездила путешествовать, побывала в Шотландии в Эдинбурге, величественная красота которого поразила её. С мистером Смитом они отлично ладили, прекрасно понимали друг друга, но последнего шага, что отделяет друзей от возлюбленных, сделать не сумели. Новая симпатия придала Шарлотте силы, и снова в её памяти воскресла та первая, самая яркая любовь к мсье Эгеру.
Писательница начала работу над новым романом «Городок». В оригинале название читается как «Villette» — так пренебрежительно называли французы провинциальный Брюссель в XIX веке. Снова она обратилась к своему первому неопубликованному роману «Учитель», эпизоды из которого ввела в повествование «Городка», поскольку была убеждена, что «Учитель» так и не дождется публикации. История героини «Городка» Люси Сноу очень реалистично отражает тему утраченных иллюзий. «Городок» — единственный роман Шарлотты Бронте, имеющий трагическую развязку — возлюбленный Люси погибает, попав в морскую бурю. Прочитав «Городок», Теккерей писал одной из своих американских знакомых: «Бедная женщина, обладающая талантом. Страстное, маленькое, жадное до жизни, храброе, трепетное, некрасивое создание. Читая её роман, я догадываюсь, как она живёт, и понимаю, что больше славы и других земных или небесных сокровищ она хотела бы, чтобы какой‑нибудь Томкинс любил её, а она любила его. Но дело в том, что это крошечное создание ну нисколько не красиво, что ей тридцать лет, что она погребена в деревне и чахнет от тоски, а никакого Томкинса не предвидится».
Но великий писатель ошибся. «Томкинс» у неё был. Шарлотта, измучившись от одиночества, дала согласие на брак преемнику своего отца по приходу Артуру Беллу Николлсу (Arthur Bell Nicholls, 6 января 1819 — 3 декабря 1906), родившемуся Ирландии в деревне Киллед /Killead, на ферме Талли /Tully Farm (графство Антрим /County Antrim) и, таким образом, являвшемуся, к тому же земляком Патрика Бронте. Вероятно, Шарлотту, как и её близких друзей, этот брак несколько пугал. Безусловно, речь шла о полной перемене жизни, привычных занятий и, по-видимому, в конечном счете, об отказе от литературной работы. Но стареющая женщина выбрала эту участь, опасаясь ужасающей тоски и одиночества, от которых она больше не могла спасаться в вымышленном мире своих героев.
Артур Белл Николлс (1819 — 1906)
Пять месяцев Шарлотта старательно исполняла роль преданной и хозяйственной жены, весь день её был заполнен приходскими делами и заботами мужа. Она пробовала приступить к созданию нового романа, который задумала озаглавить «Эмма» («Emma»). Сама идея дать своему творению означенное наименование возникла у Шарлотты Бронте по прочтении ею одноименного произведения популярной, но не слишком симпатизировавшей ей английской писательницы Джейн Остен. Назвав свой роман по аналогии с произведением Остен, Шарлотта захотела подчеркнуть коренную разницу между самой собою и «блистательной Джейн», проявляющуюся буквально во всем: от жизненных устоев и образного мышления до творческого метода и обрисовки характеров персонажей. Но времени и сил на творчество у миссис Николлс катастрофически недоставало. Новые обязанности заполняли практически все её дни. Роман «Эмма» так и остался незавершенным. В ноябре она заболела и больше не смогла подняться. На шесть лет пережила Шарлотта свою сестру Энн. Стихотворение Шарлотты Бронте «Расставание», пронизанное тонкой философской лирикой, не позволяет читателю расстаться с писательницей.
ШАРЛОТТА БРОНТЕ
«РАССТАВАНИЕ»
Дай руку на прощанье,
А слез не будем лить.
Есть дар — воспоминанье,
Давай его хранить.
Есть детское прозренье
И в нынешней поре.
Есть к миру снисхожденье
В его плохой игре.
Пусть досадит рассудку,
Пусть шутит, коль не лень.
Давай оставим шутку
И мы на черный день.
Пусть нам разнимет руки Судьба.
Чем спорить с ней,
Докажем, что в разлуке
Объятия сильней.
Любой восход багряный
И вечер голубой
Нас будут силой странной
Соединять с тобой.
Нам ночь напомнит море,
Вздыхая в тишине.
И сердце, сердцу вторя,
Утешится вполне.
Никто не в состоянье
Нам будет помешать,
Когда в душе свиданье
Отпразднуем опять.
Несчастен тот, кто плачет.
Гони унынья тень.
Судьба всегда припрячет
Свечу на черный день.
Спустя шесть лет после кончины последней дочери умер и Патрик Бронте. Словно жестокое проклятие тяготело над домом Бронте. Шестеро детей — и ни одного потомка. Не убывает поток посетителей в музей сестёр Бронте. По-прежнему тайна дома в Хауорте будоражит умы людей, по-прежнему выходят книги Шарлотты, Эмили и Энн, по-прежнему потомки хотят понять, что же скрыто за судьбами этих женщин — обычные житейские обстоятельства или все‑таки некое необъяснимое предназначение рока и дара…
В заключении хочется привести стихотворение Шарлотты Бронте, отражающее, на мой взгляд, идейный дух творчества сестёр Бронте в целом. Заключительные строки этого стихотворения как нельзя лучше указывают место этих замечательных сестёр-писательниц в истории мировой литературы:
ШАРЛОТТА БРОНТЕ
«ОН ВИДЕЛ БОЛЬ МОЮ...»
Он видел боль мою и как душа томима
Смертельным жаром, жаждою, тоской,
Он исцелить бы мог — не захотел и мимо
Прошел, отворотясь, глаза прикрыв рукой.
Порою долетал к нему чуть слышный голос-
О милости молил и звал ему вдогон.
(Бог ведает один, как я с собой боролась,
Препятствуя устам исторгнуть этот стон.)
Но он был глух и слеп, покоен как могила;
А я прозрела вдруг и как нельзя ясней
Увидела, что там я о любви просила,
Где просто никогда не ведали о ней.
Я поняла тогда: из камня мой кумир.
Сгори я тут живьем — он слова б не сказал.
Вокруг него всегда царил покой и мир.
Ни радости, ни слёз не ведал мой Ваал.
Я поднялась с колен, раскаянья полна.
Я поняла, что здесь не будет мне пути.
Подальше от людей! Туда, где тишина!
Быть может, там смогу забвение найти.
О небо, залечи мою живую рану.
Все ангелы твои известны добротой.
Владыке твоему кичиться не по сану,
Коль кто-то просит: "Дай прощенье и покой!"
Он дал сердцам любовь и не казнит презреньем,
Пусть даже этот дар утерян иль забыт;
Простит виновным грех, и встретит снисхожденьем,
И горнею росой страданье охладит.
И, тихая, душа войдет в Господне Царство
И вспомнит сон земли и вспомнит: время — дым,
И беды позади и все ее мытарства,
И обернулась смерть бессмертием своим.
Он видел боль мою и как душа томима
Смертельным жаром, жаждою, тоской,
Он исцелить бы мог — не захотел и мимо
Прошел, отворотясь, глаза прикрыв рукой.
Порою долетал к нему чуть слышный голос-
О милости молил и звал ему вдогон.
(Бог ведает один, как я с собой боролась,
Препятствуя устам исторгнуть этот стон.)
Но он был глух и слеп, покоен как могила;
А я прозрела вдруг и как нельзя ясней
Увидела, что там я о любви просила,
Где просто никогда не ведали о ней.
Я поняла тогда: из камня мой кумир.
Сгори я тут живьем — он слова б не сказал.
Вокруг него всегда царил покой и мир.
Ни радости, ни слёз не ведал мой Ваал.
Я поднялась с колен, раскаянья полна.
Я поняла, что здесь не будет мне пути.
Подальше от людей! Туда, где тишина!
Быть может, там смогу забвение найти.
О небо, залечи мою живую рану.
Все ангелы твои известны добротой.
Владыке твоему кичиться не по сану,
Коль кто-то просит: "Дай прощенье и покой!"
Он дал сердцам любовь и не казнит презреньем,
Пусть даже этот дар утерян иль забыт;
Простит виновным грех, и встретит снисхожденьем,
И горнею росой страданье охладит.
И, тихая, душа войдет в Господне Царство
И вспомнит сон земли и вспомнит: время — дым,
И беды позади и все ее мытарства,
И обернулась смерть бессмертием своим.
Памятник сестрам Бронте.
Установлен перед их домом-музеем
в Хауорте (Гаворте), графство Йоркшир.
Слева направо: Шарлотта, Эмили, Энн.
Скульптор — Дж. Хорнер, 1951
Слева направо: Шарлотта, Эмили, Энн.
Скульптор — Дж. Хорнер, 1951
----------------------------------------------------------------------------
[1] Гаскелл Э. Жизнь Шарлотты Бронте. Ч. I, гл. VIII // Бронте Э. Грозовой Перевал: Роман; Стихотворения. – М.: Худож. лит., 1990. – С. 315. — (Сестры Бронте. Кн. 3). Перевод с англ. Т. Казавчинской. (Орфография перевода сохранена). [См также: Gaskell E. The Life of Charlotte Brontё. Vol. I, ch. VIII. (Explanatory Notes. – P. 492. Note 110). – Oxford: Oxford University Press, 2009].
[2] Здесь и далее стихотворения Шарлотты Бронте цит. в пер. с англ. Т. Гутиной.
