Отец писательниц, Патрик Бранти (Patrick Brunty, 17 марта 1777 — 7 июня 1861), был сыном бедного ирландского фермера Гуга (Хью) Бранти (Hugh Brunty, 1755 — ок. 1808) и его жены Элеанор или Элинор Мак-Клори (Eleanor or Elinor McClory, ум. ок. 1822), также известной как Элис / Алиса (Alice) или Эйльс (Ayles). Семья жила в Ирландии, в Эмдале /Emdale (графство Даун /County Down), и Патрик был старшим из десяти детей Гуга (Хью) и Элеанор.
В 1802 году, когда Патрику исполнилось 25 лет, он поступил в престижный Колледж святого Джона в Кембридже (St. John's College, Cambridge) (кафедра теологии). Благодаря своим незаурядным способностям Патрик постепенно преодолел социально-психологический барьер, разделявший его и отпрысков знатных семейств.
Утвердиться в новом статусе помогло ему и случайное изменение в написании фамилии. Обстоятельства, при которых это произошло, нам не известны, но диплом о присвоении Патрику степени бакалавра был выписан уже на фамилию Бронте (Вrоntе). Возможно, чиновник-регистратор допустил ошибку из-за сильного ирландского акцента Патрика, а тот, поняв, что ошибка сулит выгоду, не стал поправлять клерка: титул герцога Бронте в то время носил национальный герой Англии — адмирал Нельсон, который предпочитал подписываться "Нельсон" и "Бронте", так что новая фамилия Патрика вызывала у окружающих почтение.
После окончания Колледжа Патрик стал приходским священником.
В 1802 году, когда Патрику исполнилось 25 лет, он поступил в престижный Колледж святого Джона в Кембридже (St. John's College, Cambridge) (кафедра теологии). Благодаря своим незаурядным способностям Патрик постепенно преодолел социально-психологический барьер, разделявший его и отпрысков знатных семейств.
Утвердиться в новом статусе помогло ему и случайное изменение в написании фамилии. Обстоятельства, при которых это произошло, нам не известны, но диплом о присвоении Патрику степени бакалавра был выписан уже на фамилию Бронте (Вrоntе). Возможно, чиновник-регистратор допустил ошибку из-за сильного ирландского акцента Патрика, а тот, поняв, что ошибка сулит выгоду, не стал поправлять клерка: титул герцога Бронте в то время носил национальный герой Англии — адмирал Нельсон, который предпочитал подписываться "Нельсон" и "Бронте", так что новая фамилия Патрика вызывала у окружающих почтение.
После окончания Колледжа Патрик стал приходским священником.
В 1811 году он издал свою первую книгу «Стихи для хижин» («Cottage Poems»), которые «предназначались главным образом для низших сословий». Вот строки из этой книги:
Была кротка, добра тогда
Соблазну хитрому чужда,
От сальных шуточек краснела.
Год спустя вышел второй том книги. Затем Патрик Бронте опубликовал две повести в прозе, после чего новые усилия на литературном поприще предпринимал лишь изредка.
Патрик Бронте Патрик Бронте
(1777 — 1861) (1777 — 1861)
(1777 — 1861) (1777 — 1861)
в молодости
В доме своих друзей он познакомился с их племянницей — будущей женой и матерью писательниц Марией Брэнуэлл (Maria Branwell, 15 апреля 1783 — 15 сентября 1821), приехавшей из далёкого Пензанса (Penzance). Мария Брэнуэлл происходила из Пензанса Корнуоллского графства (Penzance, Cornwall), из семьи процветающего купца Томаса Брэнуэлла (Thomas Branwell, 1746 — 5 апреля в 1808) и его жены Энн Карни (Anne Carne, крещ. 27 апреля 1744 — 19 декабря 1809).
Дядя Марии Брэнуэлл, в чьём доме она познакомилась с Патриком Бронте, был методистским проповедником, который позднее вернулся в лоно англиканской церкви. Сама Мария после замужества также исповедовала религию англиканской церкви.
Дядя Марии Брэнуэлл, в чьём доме она познакомилась с Патриком Бронте, был методистским проповедником, который позднее вернулся в лоно англиканской церкви. Сама Мария после замужества также исповедовала религию англиканской церкви.
На писательскую карьеру Мария Брэнуэлл не претендовала и не видела в печати то единственное сочинение, которое дошло до нас от неё. Оно озаглавлено «Преимущества бедности в религиозных делах» («The Advantages of Poverty, In Religious Concerns»). Здесь автор перечисляет традиционные блага бедности, добавляя, что не может судить беспристрастно, ибо самой ей бедность неведома.
Мария Брэнуэлл
(1783 — 1821)
Бракосочетание Патрика Бронте и Марии Брэнуэлл состоялось 29 декабря 1812 года. Ему было 35, ей — 29 лет. В селении Хайтаун (Hightown) близ Хартсхеда (Hartshead), где обосновались Патрик и Мария Бронте после своей женитьбы, у них родилась дочь, нареченная Марией (Maria) в честь ее матери. Дата ее рождения окутана завесой тайны. В те времена регистрировались только крещения: между рождением ребенка и его крещением нередко проходили недели и даже месяцы. Мария была крещена 23 апреля 1814 года, то есть спустя 14 месяцев после женитьбы ее родителей. Вскоре на свет появилась и вторая дочь Элизабет (Elizabeth).
Весной 1815 года мистер Бронте получил приход в Торнтоне (Thornton) в графстве Йоркшир. К тому времени его уже знали в округе как автора двух поэтических сборников и одной религиозной повести. 21 апреля 1816 года у супругов рождается третья дочь — Шарлотта (Charlotte), которой в будущем суждено стать самой известной из всех Бронте. Здесь же, в Торнтоне, в течение трех с половиной лет миссис Бронте производит на свет еще троих детей. 26 июня 1817 года — единственного сына Патрика Брэнуэлла (Patrick Branwell) Бронте; 30 июля 1818 года — Эмили Джейн (Emily Jane) Бронте; 17 января 1820 года — Энн (Anne) Бронте.
Дом семьи Бронте Спальня Патрика Детская спальня
в Торнтоне и Марии Бронте в доме семьи Бронте
в доме семьи Бронте в Торнтоне
в Торнтоне
Едва младшенькой исполнился месяц, как семье вновь пришлось переезжать. Местом назначения стал на этот раз городок Хауорт (Haworth) в графстве Йоркшир, северо-западнее Торнтона (регион вскоре стал известен как графство Бронте). Более нездоровое место трудно было сыскать во всей Англии. В городке отсутствовали сточные трубы, а вода, поступавшая в дома, была невероятно загрязнена. Как следствие город осаждали эпидемии, болезни, высокая смертность. Статистика смертности в Хауорте в XIX веке ужасает: средний возраст умерших — 25 лет; 40 процентов детей не доживали до шести лет; ежегодно на кладбище появлялось 100-150 свежих могил (при населении в 4-5 тысяч).
Хауортский пасторат [теперь — Музей Бронте (Brontë Parsonage Museum)][1] — мрачный двухэтажный дом из серого камня, в котором предстояло жить семье Бронте, стоял на отшибе, двумя сторонами выходя на кладбище, третьей — на бескрайние вересковые пустоши.
Хауортский пасторат [теперь — Музей Бронте (Brontë Parsonage Museum)][1] — мрачный двухэтажный дом из серого камня, в котором предстояло жить семье Бронте, стоял на отшибе, двумя сторонами выходя на кладбище, третьей — на бескрайние вересковые пустоши.
Не прошло и года после приезда в Хауорт, как миссис Бронте серьезно заболела[2]. Умирание было медленным и мучительным. Целых семь месяцев она страдала от жутких болей, будучи не в силах подняться с постели. Марии было невыносимо думать, что скоро шестеро маленьких детей останутся без матери. В сентябре 1821 года она скончалась.
Дом-музей семьи Бронте в Хауорте. Церковное кладбище перед домом
После смерти супруги мистер Бронте дважды попытался жениться — разумеется, ради детей, которым нужна была мать. Оба раза он получил отказ. А в 1823 году в Хауорт приехала старшая сестра Марии Элизабет Брэнуэлл (Elizabeth Branwell, 1776 — 29 октября 1842), согласившаяся следить за домом и детьми. Видимо, ее присутствие в доме вскоре начало тяготить мистера Бронте, ибо он предпринял третью и последнюю попытку жениться, вспомнив о своей "первой любви", которую бросил 14 лет назад. Но та не простила давнюю обиду и отказала.
Элизабет Брэнуэлл
(1776 — 1842)
Дети росли серьёзными и смышлеными. Благодаря усилиям мисс Брэнуэлл девочки могли читать, считать и писать; с сыном же занимался сам мистер Бронте.
Шестеро детей Бронте на прогулке.
Слева направо: Шарлотта, Эмили, Элизабет,
Патрик Брэнуэлл, Мария, Энн.
Патрик Брэнуэлл, Мария, Энн.
Гравюра Джоан Хэссэлл (Joan Hassall, 1906 — 1988)
Шарлотта, Эмили и Энн Бронте в зрелые годы
Шарлотта Бронте Эмили Бронте Энн Бронте
(портрет работы (восстановленный фрагмент (портрет работы
Дж. Ричмонда) большого портрета работы Шарлотты Бронте)
Патрика Брэнуэлла Бронте)
(портрет работы (восстановленный фрагмент (портрет работы
Дж. Ричмонда) большого портрета работы Шарлотты Бронте)
Патрика Брэнуэлла Бронте)
И все-таки домашнего образования было недостаточно. Открытие в Коуэн-Бридже (графство Ланкашир) (Cowan Bridge, Lancashire) школы «Clergy Daughters» для дочерей бедных священников, казалось, было подарком судьбы.
21 июля 1824 года мистер Бронте отвез в школу старших дочерей — Марию и Элизабет. Условия в школе были ужасными. Пищу готовили отвратительно, и сестры постоянно голодали. Но жаловаться боялись: директор, Кэрус Уилсон, всех учениц держал в страхе. По воскресеньям школьницы ходили за две мили в церковь, где Уилсон читал им проповеди. Осенью и зимой девочкам приходилось идти в дождь и снег, а потом они целый день сидели в неотапливаемой церкви в мокрой одежде и обуви.
Отец, пребывавший в неведении относительно условий содержания детей, отдал в эту школу и младших дочерей — Шарлотту и Эмили.
Прошло несколько месяцев, и здоровье Марии резко ухудшилось: отец увез ее домой, но поздно — 6 мая 1825 года она скончалась от туберкулеза. Через три недели пришлось забирать из школы Элизабет — с тем же диагнозом[3]. Опасаясь за жизнь оставшихся в школе дочерей, отец на следующий же день отправился за ними и привез домой. 15 июня Элизабет умерла. Старшим ребенком в семье стала девятилетняя Шарлотта.
21 июля 1824 года мистер Бронте отвез в школу старших дочерей — Марию и Элизабет. Условия в школе были ужасными. Пищу готовили отвратительно, и сестры постоянно голодали. Но жаловаться боялись: директор, Кэрус Уилсон, всех учениц держал в страхе. По воскресеньям школьницы ходили за две мили в церковь, где Уилсон читал им проповеди. Осенью и зимой девочкам приходилось идти в дождь и снег, а потом они целый день сидели в неотапливаемой церкви в мокрой одежде и обуви.
Отец, пребывавший в неведении относительно условий содержания детей, отдал в эту школу и младших дочерей — Шарлотту и Эмили.
Прошло несколько месяцев, и здоровье Марии резко ухудшилось: отец увез ее домой, но поздно — 6 мая 1825 года она скончалась от туберкулеза. Через три недели пришлось забирать из школы Элизабет — с тем же диагнозом[3]. Опасаясь за жизнь оставшихся в школе дочерей, отец на следующий же день отправился за ними и привез домой. 15 июня Элизабет умерла. Старшим ребенком в семье стала девятилетняя Шарлотта.
Мемориальная плита Марии, Элизабет, Шарлотты и Эмили Бронте
на здании школы "Clergy Daughters". Школа переехала в местечко Кастертон в 1833 г.
После ужасов частного пансиона жизнь на просторах Хауорта показалась Шарлотте и Эмили раем. По крайней мере, во внутренний их мир никто не вмешивался, не было неусыпного контроля воспитательниц. Ни тётушка, ни отец не посягали ни на эмоциональную сторону детских душ, ни на досуг своих подопечных. Между тем в пуританском, тихом доме Бронте разыгрывались жаркие, невидимые взрослым страсти, которые все стремительнее заполняли страницы первых самодельных блокнотиков детей. Поначалу сестры увлеклись сочинением пьес, причём первая «Молодые люди» — придумывалась и разыгрывалась во время игр в деревянные солдатики. Детское воображение работало мгновенно, роли и образы были моментально поделены. Шарлотте достался самый красивый, самый высокий солдатик, настоящий герой, которому тут же было дано имя герцог Веллингтон. Воин Эмили получил прозвище Серьёза, самой маленькой Энн достался Пажик, а брат Патрик Брэнуэлл назвал своего солдатика Буонапарте. Драма «Молодые люди» успешно шла в хауортском доме (правда, без единого зрителя) целый месяц, пока не надоела, причём из нескольких десятков импровизированных вариантов был выбран самый последний и записан, после чего творение благополучно забылось, а вдохновение устремилось к новым художественным горизонтам. Однажды декабрьским метельным вечером дети скучали у кухонного очага, поссорившись с экономной старой служанкой Табби, которая решительно не желала зажигать свечу. Долгую паузу нарушил Патрик Брэнуэлл, лениво протянув: «Не знаю, чем заняться». Эмили и Энн тут же присоединились к брату. Старуха посоветовала всем пойти спать, но какой же ребёнок послушно поплетётся в кровать, когда даже в такой однообразной жизни всегда есть для него что-нибудь интересное. Выход из положения нашла девятилетняя Шарлотта: «Что если у нас у всех будет по своему острову?» Игра быстро захватила всех, и вот уже в маленькой книжечке детским почерком расписываются новые роли в пьесе «Островитяне».
Между тем Патрик Бронте по-прежнему был озабочен тем, что ему не удалось решить проблему образования дочерей. Эмили после ужасов частного пансиона наотрез отказалась покидать Хауорт, да и денег у сельского пастора было так мало, что даже на устройство одной Шарлотты в приличное заведение Маргарет Вулер (Margaret Wooler) пришлось разжалобить крёстную. 17 января 1831 года Шарлотта Бронте прибыла на учебу в местечко под названием Роу Хед (Roe Head). Пансион в Роу Хеде, где старшая Бронте готовилась стать гувернанткой, славился в округе своими гуманными методами воспитания и хорошим образованием. Кроме того, Шарлотта обрела здесь двух подруг, которые впоследствии поддерживали её в трудные минуты всю жизнь. То были кроткая, добросердечная Эллен Нассей (Ellen Nussey), с первого же дня прибытия мисс Бронте в Роу Хед проявившая к ней искреннее участие и симпатию, а также импульсивная и достаточно откровенная в высказывании своих суждений Мэри Тейлор (Mary Taylor). Однажды Мэри прямо, без обиняков, не постеснялась представить Шарлотте не слишком лестный отзыв о ее внешности. — Знаешь, по-моему, ты очень некрасива, — сказала мисс Тейлор, а затем смутилась, поняв свою бестактность. — Ты оказала мне большую услугу, — заверила ее Шарлотта, — так что не раскаивайся, Полли. («Полли» — так Шарлотта ласково называла Мэри Тейлор).
Пансион в Роу Хеде Пансион в Роу Хеде в наши дни
(рисунок Энн Бронте)
Маргарет Вулер Эллен Нассей Мэри Тейлор
(в юности) (в почтенном возрасте)
Покуда старшая Бронте училась в Роухедском пансионе, младшие сестры, всецело поглощенные собственным воображением, создали новую вымышленную ими же самими фантастическую страну, которую они нарекли Гондалом (Gondal). Эмили и Энн разбили Гондал на несколько независимых королевств и населили каждое королевство множеством жителей самого различного социального положения и рода занятий. И вот с того дня, как пылкое, порывистое Воображение девушек вызвало к жизни Гондал и гондалцев, их прелестные создательницы с небывалым дотоле воодушевлением ежечасно вновь и вновь уносились, подгоняемые неистово-разгоряченной Фантазией, к заветному побережью, на север Тихого океана. Здесь, среди величественных суровых скал и диких угрюмых ущелий, под низко нависшим свинцовым небом легендарного Гондала, развертывались временами самые бурные и кипучие первозданные страсти — в духе лихих, захватывающих гомеровских сказаний. Жители воображаемой страны регулярно совершали военные набеги на соседние королевства, отважно сражались с врагами, отчаянно томились в темницах, а также попадались в коварные любовные сети. Эта новая игра, затеянная Эмили и Энн, оказалась столь заманчивой и увлекательной, что сразу же живо захлестнула буйное воображение Шарлотты когда она вернулась из Роу Хеда. Девушка мгновенно окунулась в свои воспоминания о том, как еще до своего поступления в роухедскую школу она вместе с сестрами и братом предавалась захватывающим литературным играм. В соавторстве с Патриком Брэнуэллом Шарлотта создавала отважных героев-англичан, населяющих колонии Африки – но Африки не обычной, а сотворенной ими самими, отличавшейся особым климатом и ландшафтом, похожими на милые сердцу вересковые пустоши. Самих же героев олицетворяли деревянные солдатики Брэнуэлла, которых преподнес в подарок сыну преподобный Патрик Бронте, добывший небольшую коробку этих игрушек в соседствующем с Гавортом Лидсе, куда он ездил на очередную церковную конференцию. Теперь, когда сестры Шарлотты создали свой собственный обособленный мир и увлеченно творили новые захватывающие произведения, старшая пасторская дочь ощутила острую потребность вновь погрузиться в чарующий мир своих грез. Вместе с братом она продолжала разрабатывать характеры героев своих африканских историй, и со временем они создали собственную, независимую от Гондала, вымышленную фантастическую страну, нареченную Ангрией (Angria). В то время как славный Гондал постоянно полнился разнообразными героями, воображаемым миром Ангрии правил обаятельный и коварный герцог Заморна, яркий и весьма характерный облик которого явился своеобразной данью поэзии Байрона, усердно и кропотливо изучаемой в ту пору юными Бронте. Именно вокруг Заморны — этого таинственного властителя необузданных, беззаконных страстей — и разворачивались все ангрианские события. Решительный, остроумный Патрик Брэнуэлл толково руководил Заморной в его военных походах; ответственной же за сердце героя — за его многочисленные любовные приключения, вносящие разнообразие в его счастливую семейную жизнь с законной супругой, — была Шарлотта. Все юные Бронте с величайшим наслаждением предавались своим бесхитростным литературным играм. «Мало кто поверит, что воображаемая радость может доставить столько счастья» — написала Шарлотта в своем дневнике.
Одним из любимейших занятий юных Бронте стало рисование. Сестры и брат предавались этому нехитрому ремеслу со столь пылким увлечением, что явное предпочтение, какое они ему оказывали, тут же бросилось в глаза самому преподобному Патрику Бронте, который был весьма склонен поощрять их новый интерес. В достаточно короткие сроки младшие барышни Бронте сделали заметные успехи в освоении тончайших премудростей игры на фортепиано; старшая же сестра значительно усовершенствовала навыки художественного мастерства. Но наибольшей благосклонности и одобрения наставника рисования добился их брат, и с этого времени все самые светлые надежды семьи сосредотачивались на художественном таланте Патрика Брэнуэлла. Уже в ту пору в голове мистера Бронте зародился и созрел смелый план отправить сына на обучение в самое престижное заведение, какое существовало тогда на территории туманного Альбиона — в лондонскую Королевскую Академию Художеств. Эта страстная мечта отчаянно преследовала пастора, не давая ему покоя ни днем, ни ночью. Однако скромных доходов приходского священника определенно не доставало для успешного претворения в жизнь этой заветной мечты. Заботливая тетушка любезно согласилась во имя столь правого дела выделить энную сумму из своих собственных сбережений. Тем не менее преподобный Патрик Бронте всерьез опасался, что даже щедрая помощь свояченицы может оказаться в итоге не столь значительной. А, следовательно, для представителей почтенного семейства Бронте не оставалось ничего иного, как искать возможность дополнительного заработка. В это время Шарлотта получила письмо от Маргарет Вулер — директрисы Роухедского пансиона. Мисс Вулер предлагала Шарлотте занять место наставницы юных учениц в своем пансионе. Директриса также упомянула, что Шарлотта может взять в пансион одну из младших сестер, которая сможет учиться в пансионе в счёт части жалования Шарлотты. Поскольку Энн была самой младшей из всех сестёр, выбор семьи пал на Эмили Джейн. 29 июля 1835 года Шарлотта и Эмили Бронте прибыли в Роу Хед. Однако Эмили было тяжело жить вне стен родного дома и подстраивать свою свободолюбивую натуру под чёткий распорядок учебных занятий. Поэтому было решено отправить Эмили домой, а на её место взять младшую сестру — Энн, которая вскоре прибыла в Роу Хед и сразу сделалась всеобщей любимицей. Тем временем Патрик Брэнуэлл отправился в Лондон поступать в Королевскую Академию Художеств. Но вскоре молодому человеку пришлось вернуться домой ни с чем. Он объявил отцу, что по дороге в Лондон его обокрали, что в Королевскую Академию он уже поступать не желает, так как больше не хочет быть художником.
На Рождество вся семья собралась вместе, чтобы обсудить планы на будущее. Положение семьи на тот момент было таковым, что юные Бронте никак не могли позволить себе жить на отцовском иждивении[4]. Хоть кто-то из них был обязан поддержать финансовое состояние своих родных каким-нибудь достойным, более или менее прибыльным трудом. Единственно доступным родом деятельности сестрам Бронте казалось педагогическое преподавание. Но для сестер в подобном роде деятельности виделось мало заманчивого, и они решили попробовать свои силы в литературном творчестве. Шарлотта написала письмо известному в то время поэту, представителю «Озёрной школы» Роберту Саути (Robert Southey) с просьбой оценить её литературные способности по посланному в приложении к письму образцу стихов. Саути ответил не сразу, но позднее на имя Шарлотты пришло его письмо следующего содержания: «<...>Я пытаюсь судить о том, что вы такое, на основании вашего письма, по-моему, очень искреннего, но, как мне кажется, подписанного не настоящим вашим именем. Как бы то ни было, и на письме и на стихах лежит один и тот же отпечаток, и я легко могу понять то состояние души, которым они продиктованы... Вы обращаетесь ко мне за советом, как вам распорядиться вашими талантами, но просите их оценить, а между тем мое суждение, возможно, стоит очень малого, а совет может быть дорог. Вы, несомненно, и в немалой степени одарены «способностью к стихосложению», как говорит Вордсворт. Я называю ее так отнюдь не с целью умалить эту способность, но в наше время ею обладают многие. Ежегодно публикуются бесчисленные поэтические сборники, не возбуждающие интереса публики, тогда как каждый такой том, явись он полстолетия тому назад, завоевал бы славу сочинителю. И всякий, кто мечтает о признании на этом поприще, должен быть, следовательно, готов к разочарованиям. Однако вовсе не из видов на известность — ежели вы дорожите собственным благополучием — вам нужно развивать свой поэтический талант. Хоть я избрал своей профессией литературу и, посвятив ей жизнь, ни разу не жалел о совершенном выборе, я почитаю своим долгом остеречь любого юношу, который просит у меня совета или поощрения, против такого пагубного шага. Вы можете мне возразить, что женщинам не нужно этих упреждений, ибо им не грозит опасность. В известном смысле это справедливо, однако и для них тут есть опасность, и мне со всей серьезностью и всем доброжелательством хотелось бы о ней предупредить вас. Позволяя себе постоянно витать в эмпиреях, вы, надо думать, развиваете в себе душевную неудовлетворенность и точно так же, как вам кажутся пустыми и бесцельными вседневные людские нужды, в такой же мере вы утратите способность им служить, не став пригодной ни к чему иному. Женщины не созданы для литературы и не должны посвящать ей себя. Чем больше они заняты своими неотложными обязанностями, тем меньше времени они находят для литературы, пусть даже в качестве приятного занятия и средства к самовоспитанию. К этим обязанностям вы не имеете пока призвания, но, обретя его, все меньше будете мечтать о славе. Вам не придется напрягать свою фантазию, чтоб испытать волнение, для коего превратности судьбы и жизненные огорчения — а вы не избежите их, и так тому и быть, — дадут вам более, чем нужно, поводов. Не думайте, что я хочу принизить дар, которым вы наделены, или стремлюсь отбить у вас охоту к стихотворству. Я только призываю вас задуматься и обратить его себе на пользу, чтобы он всегда был вам ко благу. Пишите лишь ради самой поэзии, не поддаваясь духу состязания, не думая о славе; чем меньше будете вы к ней стремиться, тем больше будете ее достойны и тем верней ее, в конце концов, стяжаете. И то, что вы тогда напишите, будет целительно для сердца и души и станет самым верным средством, после одной только религии, для умиротворения и просветления ума. Вы сможете вложить в нее свои наиболее возвышенные мысли и самые осмысленные чувства, чем укрепите и дисциплинируете их. Прощайте, сударыня. Не думайте, что я пишу так потому, что позабыл, каким был в молодости, — напротив, я пишу так потому, что помню себя молодым. Надеюсь, вы не усомнитесь в моей искренности и доброте моих намерений, как бы плохо ни согласовалось сказанное мной с вашими нынешними взглядами и настроением: чем старше будете вы становиться, тем более разумными будете считать мои слова. Возможно, я лишь незадачливый советчик, и потому позвольте мне остаться вашим искренним другом, желающим вам счастья ныне и в грядущем Робертом Саути». Разумеется, подобное послание лишило Шарлотту всяческих иллюзий по поводу её способностей к литературе и возможности добиться чего-либо на этом поприще.
После Рождества Шарлотта и Энн снова вернулись в пансион мисс Вулер, который теперь перекочевал в низлежащее от Роу Хеда местечко под названием Дьюсбери Мур (Dewsbury Moor) и приступили к своим прежним обязанностям. В Дьюсбери Муре сестры пробыли до конца учебного года.
После отъезда из Дьюсбери Мура Шарлотта и Энн Бронте решили попробовать свои силы в качестве гувернанток. Обе они дали объявление в газету, и вскоре Энн получила место наставницы двух старших детей богатых господ, хозяев усадьбы Блэйк-Холл (Blake Hall) в Мирфилде (Mirfield).
Блэйк-Холл (Мирфилд)
Несколько недель спустя после отъезда младшей сестры Шарлотта Бронте также получила предложение взять на себя воспитание младших детей богатого йоркширского промышленника, господина Сиджвика в поместье Стоунгэпп в Лозерсдэйле (Stonegappe, Lothersdale). Достоверное представление о положении гувернантки того времени даёт следующее письмо Шарлотты Бронте, адресованное её сестре Эмили и помеченное 8 июня 1839 года. «<...>Я очень старалась быть довольной своим новым местом. Как я уже писала, деревня, дом и парк божественно прекрасны. Но есть еще — увы! — совсем иное: ты видишь красоту вокруг — чудесные леса, и белые дорожки, и зеленые лужайки, и чистое небо, но не имеешь ни минуты и ни одной свободной мысли, чтоб ими насладиться. Дети находятся при мне постоянно. Об исправлении их не может быть и речи — я это быстро поняла, и нужно разрешать им делать все, что им заблагорассудится. Попытки жаловаться матери лишь вызывают злые взгляды в мою сторону и несправедливые, исполненные пристрастия отговорки, призванные оправдать детей. Я испытала этот способ и столь явно преуспела в нем, что больше пробовать не стану. В своем последнем письме я утверждала, что миссис К. меня не знает. Я стала понимать, что это и не входит в ее планы, что я ей совершенно безразлична, а занимает ее только то, как бы извлечь из моего присутствия побольше выгоды, с каковой целью она заваливает меня всяким шитьем выше головы: ярдами носовых платков, которые следует подрубить, муслином для ночных чепцов, в придачу ко всему я должна смастерить туалеты для кукол. Не думаю, чтоб я ей нравилась, ибо я не способна не робеть в столь незнакомой обстановке, среди чужих, сменяющихся непрестанно лиц... Я прежде думала, что было бы приятно пожить в водовороте светской суеты, но я сыта ею по горло, смотреть и слушать — что за нудное занятие. Теперь я понимаю лучше, чем когда-либо, что гувернантка в частном доме — существо бесправное, никто не видит в ней живого, наделенного рассудком человека и замечают ее лишь постольку, поскольку она выполняет свои тяжкие обязанности<...>».
----------------------------------------------------
[1] Дословный перевод — Музей-пасторат Бронте.
[2] Точный диагноз болезни миссис Бронте не выявлен. В различных исследовательских работах, посвященных сестрам Бронте, встречаются разные определения. Известно лишь, что мать писательниц страдала онкологическим заболеванием.
[3] Следует учитывать, что в то время диагностика была на очень низком уровне. Заключение о чахотке (туберкулезе) могло свидетельствовать как непосредственно о туберкулезе легких, так и иметь более свободную трактовку в диагностике легочных болезней, таких как астма.
[4] Немаловажную роль в том, что дети пастора были вынуждены искать себе работу, сыграл тот фактор, что в случае своего выхода в отставку священнику приходилось отдавать преемнику все «средства к существованию», включая доход и жилье, предоставлявшееся на время пребывания в должности. Поскольку преподобный Патрик Бронте к тому времени уже начал слепнуть, то, чтобы в случае его отставки семья не осталась без крыши над головой и без средств к существованию, дети пастора должны были искать себе место.
