Творчество Шарлотты Бронте
Поэзия:
Поэтическое наследие сестер Бронте достаточно обширно и многопланово.
Оно включает в себя практически все поэтические жанры, тематику и образы, свойственные романтической поэзии XIX века.
И вместе с тем поэтическое творчество Шарлотты, Эмили и Энн Бронте отражает своеобразные особенности мышления и мировосприятия каждой из них.
Уникальное и неповторимое образное мышление, свойственное поэтическому творчеству Шарлотты, Эмили и Энн Бронте, нашло свое отражение и в их романах, где мы вступаем в удивительный мир ярких и красочных образов, неожиданных словесных оборотов, оригинальных и метких аллегорий.
«<...> Я прочла "Гордость и предубеждение" и что я нашла там? Точное воспроизведение обыденных лиц, ухоженные сады с подметенными дорожками и нежными цветами. Но ни одного яркого образа! Ни одного дикого ландшафта. Там нет свежего воздуха, голубых, суровых скал. Мне не хотелось бы жить среди этих дам и в их элегантных, но огражденных от жизни домах... Вы советуете мне запомнить, что Остен не поэтесса, не обладает ни "чувством", ни красноречием, и предлагаете "научиться признавать в ней величайшего художника, величайшего создателя человеческих характеров"... Но может ли быть великий художник глух к поэзии? Если Остен, как Вы говорите, лишена поэзии, то она, возможно, разумна, реалистична, может быть, более реалистична, чем правдива, но великой она быть не может», - пишет Шарлотта Бронте в одном из писем к литературному критику Джорджу Генри Льюису. (Пер. с англ. Е. Гениевой).
Что же касается творчества самой Шарлотты Бронте и ее сестер Эмили и Энн, то даже в прозе ощущается поразительная сила их поэтического мышления.
Не случайно в романы Шарлотты и Энн Бронте включены яркие поэтические эпизоды, очень органично вписывающиеся в повествование. Поэзия и "поэтичность в прозе" в творчестве сестер Бронте становится важной и неотъемлемой частью их художественного самовыражения.
Английская писательница Вирджиния Вулф, говоря о творчестве Эмили Бронте, замечает:
«Эмили Бронте словно бы отбрасывает все, что мы знаем о людях, а затем заполняет пустые до прозрачности контуры таким могучим дыханием жизни, что ее персонажи становятся правдоподобнее правды. Ибо она обладает редчайшим даром. Она высвобождает жизнь от владычества фактов, двумя-тремя мазками придает лицу душу, одухотворенность, так что уже нет нужды в теле, а говоря о вересковой пустоши заставляет ветер дуть и громыхать гром». (Вирджиния Вулф "Джейн Эйр" и "Грозовой перевал". Пер. с англ. И. Бернштейн).
Сестры Бронте писали стихи и поэмы на протяжении всей жизни.
Их писательская карьера началась с публикации поэтического сборника "Поэмы Каррера, Эллиса и Эктона Беллов" (1846).
Хотя Шарлотта Бронте является одной из самых известных писательниц викторианской эпохи, лишь две из ее поэм на сегодняшний день получили широкую известность, и это не лучшие ее поэтические произведения. Шарлотта Бронте, как и ее современница Элизабет Барретт Браунинг (Elizabeth Barrett Browning, 1806 — 1861), экспериментировала с поэтическими формами, которые стали характерными для викторианского периода — длинной эпической поэмой и драматическим монологом. Но в отличие от Э. Б. Браунинг, Шарлотта Бронте бросила писать стихи в начале своей профессиональной карьеры, когда она утвердилась в общественном мнении как автор бестселлера «Джейн Эйр» /«Jane Eyre» (1847). В этот роман включены две песни (поэтический текст), и именно эти поэтические образцы являются наиболее известными поэмами Шарлотты Бронте в наше время. Решение Шарлотты Бронте оставить работу в поэтическом жанре ради романистики демонстрирует изменение в литературных предпочтениях, произошедшее в 1830-х и 1840-х годах: от поэзии к беллетристической прозе. Ее поэтический опыт, таким образом, отражает доминирующие тенденции в ранней викторианской литературной культуре и демонстрирует ее следование историческим процессам литературы девятнадцатого века.
После неудачной публикации первого совместного поэтического сборника сестер Бронте «Поэмы Каррера, Эллиса и Эктона Беллов» /"Poems by Currer, Ellis and Acton Bell" в 1846 году, Шарлотта высказывалась пренебрежительно о своих поэмах, вошедших в этот сборник. В письмах к миссис Гаскелл (Mrs. Gaskell) и мисс Александер (Miss
Alexander) Шарлотта называла эти свои поэмы «юношескими творениями», а последней она призналась в письме от 18 марта 1850 года, что теперь они кажутся ей очень грубыми. Тем не менее, несмотря на то восхищение, которое она испытала, когда случайно увидела и тайком прочла поэмы Эмили, решив, что эти замечательные работы непременно должны быть опубликованы, интересно, что сама Шарлотта изначально отобрала для публикации столько собственных поэм, сколько предложили Эмили и Энн вместе.
Каждая из любимых поэм Шарлотты на самом деле представляет лишь небольшие фрагменты более длинных поэм.
История о том, как маленькие сестры Бронте и их брат Брэнуэлл увлеклись литературными играми и создали свои вымышленные миры Ангрии и Гондала, хорошо известна. Напомним, что это увлечение началось с того, как летом 1826 года преподобный Патрик Бронте привез из Лидса в подарок своему сыну Брэнуэллу ящик с деревянными солдатиками, из которых каждая из сестер и их брат выбрали себе по одному герою и сделали из своих игрушек героев детских пьес. Из этих пьес вскоре развилась «африканская» сага, основные события которой происходили в «Стеклянном городке» [иначе именуемом «Гласстауном» ("Glasstown")] или «Великом Стеклянном городке» ("Great Glasstown"). Чуть позднее английские колонии в Африке получили имя Вердополитанской Конфедерации (или Вердополитанского Союза) (от выдуманных названий "Verreopolis"; "Verdopolis"), а в 1834 году в ходе Завоевательной войны к четырем основным королевствам Вердополитанской Конфедерации было присоединено ещё одно королевство — Ангрия.
Именно в этот ранний период погружения детей Бронте в воображаемый литературный мир, который, хотя и был для них игрой, но занимал в то время практически все их мысли, Шарлотта Бронте начала работать в поэтическом жанре.
В юношеские годы Шарлотта Бронте создала шестьдесят пять поэм и сатирическую пьесу о поэзии, написанную, приблизительно, в период с 1829 по 1830 год, где четырнадцатилетняя Шарлотта сознательно попыталась определить себя как поэта. Хотя большинство ранних поэм Шарлотты Бронте созданы в «гласстаунском» контексте и встроены в ее рассказы, где эти поэмы проговаривались или пелись вымышленными персонажами, некоторые из этих поэтических вставок имеют весьма отдаленное отношение к самой истории, в которую они вплетены. Многие из этих поэм интересны тем, что они показывают подверженность Бронте литературным дискуссиям того периода, к примеру, о роли традиций литературы, о подражании в сравнении с оригинальностью мышления и общественного отношения к поэзии в условиях литературных тенденций того времени.
Различные поэтические формы, в которых экспериментировала Шарлотта Бронте в ранний период, представляют ее собственное обучение поэтическому мастерству путем подражания известным ей поэтам. Например, многие ее описания природных ландшафтов основаны на подражании поэтам восемнадцатого столетия, относящимся к натуралистическому направлению, таким как Джеймс Томсон (James Thompson, 1700 — 1748) и Уильям Вордсворт (William Wordsworth, 1770 — 1850). Кроме того, во многих поэмах Шарлотты Бронте, написанных в виде песен, можно встретить влияние популярного в то время Томаса Мура (Thomas Moore, 1779 — 1852).
В поэме «Фиалка» /«The Violet», датированной 14 ноября 1830 года, в которой Шарлотта Бронте прослеживает историю становления западной литературы, начиная с Гомера, она сознательно подражает поэме «Прогресс поэзии» /«Progress of Poetry» (1754 г.) Томаса Грея (Thomas Gray, 1716 — 1771).
Эта ранняя поэма, хотя и отражает поэтическую незрелость Бронте, но также демонстрирует ее энтузиазм по поводу избранной ею стези поэта.
Хотя героями ранних поэм Шарлотты Бронте зачастую являются провидцы, барды, играющие на лире, и другие романтические фигуры, автор в своих юношеских повестях неоднократно высмеивает романтичную концепцию поэта как оригинального гения, вдохновляемого собственным воображением.
В своем раннем произведении «Рифмоплет: Драма в двух томах» /"The Poetaster: A Drama in Two Volumes", датированном 6 — 12 июля 1830 года, Шарлотта Бронте вводит пародийных персонажей, таких, как Генри Раймер (Henry Rhymer) с целью разоблачить романтическое позерство, как свое собственное, так и своих сестер и брата. «Рифмоплет» также шутливо изображает изменения литературной культуры Англии 1830-х годов, когда технические достижения в области печати расширили возможности для вступления многих новых авторов на литературный рынок. Высмеивая свои собственные литературные устремления, а также устремления своего брата и сестер, Шарлотта Бронте показывает добродушно-ироническое понимание как возможностей, так и сложностей, которые могли возникнуть в тот период времени у людей, желающих сделать литературную карьеру.
С января 1831 года, когда Шарлотта Бронте отправилась на обучение в роухедскую школу, в ее поэтическом творчестве наступил период затишья.
Завершив обучение в роухедской школе, Шарлотта вернулась домой, где она занялась образованием своих младших сестер, передавая им знания и навыки, прилученные ею в период учебы. Вернулась она и в воображаемый мир Ангрии, с увлечением сочиняя вместе со своим братом Брэнуэллом новые истории, связанные с этой фантастической страной. С 1833 по 1834 год из-под пера Шарлотты вышло около двух тысяч двухсот поэтических строк, большинство из которых вошли в контекст ангрианских рассказов. Многие из этих поэм созданы в виде песен, смысл и эффект которых зависит не только от их тематики, но и от характера их исполнителя и той ситуации, в которой они поются. Другие поэмы представляют собой масштабные полотна, где ведется собственно повествование и разворачиваются события ангрианской саги. Эти развернутые поэтические фрагменты чередуются с прозаическими.
Хотя поэмы, созданные Шарлоттой Бронте после ее возвращения из роухедской школы отличаются большим мастерством, нежели те, что создавались ею ранее, но, тем не менее, в них проявляется меньшее желание автора экспериментировать в поэтической форме и большая углубленность в характеры персонажей и содержание самих ангрианских историй. Литературная саморефлексия, свойственная раннему творчеству Шарлотты Бронте, уступила место практически полному поглощению миром Ангрии, где основные акценты были направлены на военные конфликты (которые, преимущественно, описывались Брэнуэллом) и романтические приключения героев (описываемые, преимущественно, Шарлоттой).
Исключение представляют некоторые поэмы Шарлотты Бронте, не входящие в цикл ее ангрианских работ. Эти поэмы в оригинале написаны почерком нормального размера на разлинованной бумаге, очевидно, в той самой тетради, в которой значилась сопроводительная надпись, сделанная рукою ее отца: «Все, что содержится в этой тетради, должно быть написано хорошим, простым и четким почерком. П. Б.».
Некоторые из этих не-ангрианских поэм — «Ричард Львиное Сердце и Блондель» /«Richard Coeur de Lion and Blondel» (датирована 1833 годом), «Смерть Дария Кэдомэнуса» /«Death of Darius Cadomanus» (датирована 1835 годом), «Саул» /«Saul» (датирована 1835) — могут свидетельствовать о том, что Шарлотта Бронте испытывала потребность развить общую поэтическую манеру в дополнение своему собственному стилю и к индивидуальным стилям своих сестер и брата.
В этих поэмах Шарлотта ищет путь, позволяющий подчинить литературные различия — в поэтических приемах, тематике поэм и даже в манере написания — общей направленности ее собственного восприятия и восприятия ее сестер и брата, которые в одинаковой мере находились под влиянием авторитета отца и учителей. Поэмы этого периода на исторические и библейские темы в определенной мере похожи на французские упражнения, которые Шарлотта позднее писала в Брюсселе (эти упражнения давались ученицам в качестве домашнего задания).
Вернувшись в роухедскую школу в качестве учительницы в 1835 году, Шарлотта практически была лишена возможности писать — ее повседневные обязанности не оставляли ей времени для досуга. Она могла писать лишь урывками во время каникул, так что не удивительно, что в этот период в ее творчестве наступила фаза затишья (в противоположность ее брату Брэнуэллу, который в то время арендовал художественную студию в Галифаксе, пытаясь заработать на жизнь в качестве портретиста и имел много досуга для письма).
Поэмы Шарлотты Бронте после ее вторичного возвращения из школы мисс Вулер отражают ее тоску по дому и Ангрии. Кроме того, ее тревожила необходимость согласовать свое желание писать с необходимостью продолжения обучения, чтобы заработать себе на жизнь.
Одна из самых известных ее поэм того периода под названием «Мы сеть соткали в детстве» /«We Wove a Web in Childhood» [иногда обозначаемая как «Ретроспектива» (или «Ретроспекция») /«Retrospection»], датирована 19 декабря 1835 года. Эта поэма исполнена неповторимого изящества и выражает ностальгическое настроение автора.
Эта поэма содержит сто восемьдесят пять строк. Первые две строфы, приведенные ниже, развиваются в яркую сцену, изображающую герцога Заморну. Затем поэма переходит в ретроспективное повествование в прозе, грубо прерванное «голосом, который рассеял все очарование», когда ученица Шарлотты «ткнула своей маленькой грубой черной головой» в лицо учительницы и требовательным тоном спросила: «Мисс Бронте, о чем Вы думаете?». Этот эпизод в биографии Шарлотты Бронте является одним из ярчайших примеров несовместимости повседневной жизни Шарлотты Бронте, насыщенной нелегкими и скучными обязанностями, с ее богатым и образным внутренним миром и буйным воображением.
We wove a web in childhood
We wove a web in childhood
A web of sunny air
We dug a spring in infancy
Of water pure and fair
We sowed in youth a mustard seed
We cut an almond rod
We are now grown up to riper age
Are they withered in the sod…
(Оригинал) [A Fragment: The first two stanzas]
Мы сеть соткали в детстве
Мы сеть соткали в детстве
Паутину из солнечного воздуха
Мы вырыли весну в младенчестве
Из чистой и прозрачной воды
Мы посеяли в юности горчичное семя,
Подрезали миндальный стержень
Сегодня мы выросли и достаточно повзрослели
Чтобы наши мечты увяли и превратились в сухой дерн...
(Перевод) [Фрагмент: Первые две строфы]
From Retrospection
We wove a web in childhood,
A web of sunny air;
We dug a spring in infancy
Of water pure and fair;
We sowed in youth a mustard seed,
We cut an almond rod;
We are now grown up to riper age-
Are they withered in the sod?
Are they blighted, failed and faded,
Are they mouldered back to clay?
For life is darkly shaded;
And its joys fleet fast away.
Faded! the web is still of air,
But how its folds are spread,
And from its tints of crimson clear
How deep a glow is shed.
The light of an Italian sky.
Where clouds of sunset lingering lie
Is not more ruby-red.
But the spring was under a mossy stone,
Its jet may gush no more.
Hark! sceptic bid thy doubts be gone,
Is that a feeble roar
Rushing around thee? Lo! the tide
Of waves where armed fleets may ride
Sinking and swelling, frowns and smiles
An ocean with a thousand isles
And scare a glimpse of shore.
The mustard-seed in distant land
Bends down a mighty tree,
The dry unbudding almond-wand
Has touched eternity.
There came a second miracle
Such as on Aaron's sceptre fell,
And sapless grew like life from heath,
Bud, bloom and fruit in mingling wreath
All twined the shrivelled off-shoot round
As flowers lie on the lone grave-mound.
Dream that stole o'er us in the time
When life was in its vernal clime,
Dream that still faster o'er us steals
As the wild star of spring declining
The advent of that day reveals,
That glows in Sirius fiery shining:
Oh! as thou swellest, and as the scenes
Cover this cold world's darkest features,
Stronger each change my spirit weans
To bow before thy god-like creatures.
When I sat 'neath a strange roof-tree
With nought I knew or loved round me
Oh how my heart shrank back to thee,
Then I felt how fast thy ties had bound me.
(Оригинал) [A Fragment]
Ретроспекция
Мы сеть сплели из солнца —
Из пряжи шелковистой;
Мы в детстве ключ открыли
Воды святой и чистой.
Мы с семенем горчичным
Пришли к земле опальной.
Мы срезали в дороге
Невзрачный прут миндальный.
Так что ж, и вправду жизнь — тщета,
А все, что было, — прах?
И темный воздух — пустота.
И вечер весь в слезах.
И солнечная паутина
Уже висит с краев.
Лоскут чистейшего кармина
Стал влажен и багров.
Закатом зыбким стал восход,
И тьма высокая встает
Над гладью облаков.
Задавлен камнем чистый ключ,
А камень скрыт под мхом.
Но что за звук? —
Как гром из туч,
Как отдаленный гром...
Опять нахлынула вода:
Вот быстрых волн бегут стада;
Вот поднялась морская рать —
И брега вовсе не видать,
Лишь острова кругом.
Из семени поднялся ствол —
Могучим древом стал.
И прут засохший в рост пошел —
До вечности достал.
Второе чудо! —
В свой черед
Вновь Ааронов жезл цветет,
Как бы из тлена жизнь явив.
Вот почки, цвет, плоды — обвив
Весь посох — прах его прикрыли.
Так розы блещут на могиле.
Мечта, ты обгоняла нас
В наш ранний, лучезарный час.
Твой бег теперь еще быстрей,
Весенний Сириус затмился,
Дождался сумеречных дней
И вместо солнца появился.
Над темным миром вновь скользят
Твои бессмертные виденья.
И вновь глаза во мраке зрят,
И дух мой напрягает зренье.
(Перевод) [Фрагмент]
Постепенно Шарлотта Бронте вернулась к прежней насыщенной творческой производительности, но некоторые особенности ее творчества того периода свидетельствуют о том, что Шарлотта испытывала неудовлетворенность своей работой. К примеру, истории Шарлотты, датированные 1836 годом, показывают, что она зачастую была неспособна сосредоточиться на той или иной теме произведения или вывести новые темы в процессе написания. Многие поэмы этого периода резко обрываются или затихают вместо того, чтобы постепенно и логично подходить к завершению.
Далее по теме читайте в книге Екатерины Митрофановой "Уникальный мир семьи Бронте" [в шести томах].
