Меню сайта

Творчество Энн Бронте

Поэзия:

Поэтическое наследие Энн Бронте в общей сложности составляет пятьдесят девять поэм, двадцать три из которых связаны с сагой о Гондале, а остальные, которых более тридцати, представляют собой своего рода свидетельства жизненных вех, которые выражали эмоции и переживания самой Энн Бронте на различных жизненных этапах. 

Двадцать одна поэма Энн Бронте вошла в первый совместный поэтический сборник сестер Бронте, озаглавленный «Поэмы Каррера, Эллиса и Эктона Беллов» /"Poems by Currer, Ellis and Acton Bell", изданный в 1846 году (помимо поэм Энн в этот сборник вошли также двадцать одна поэма Эмили Бронте и девятнадцать — Шарлотты Бронте). Для этой публикации в оригинальный поэтический текст было внесены некоторые изменения, по большей части представляющие собой незначительные коррективы, однако некоторые из стихотворений подверглись существенной переработке. 

Самой талантливой поэтессой в семье Бронте считается Эмили, но после неудачи, постигшей сестер после публикации в 1846 году их первого совместного поэтического сборника «Поэмы Каррера, Эллиса и Эктона Беллов» /"Poems by Currer, Ellis and Acton Bell", именно образцы поэзии Энн стали появляться в журналах в виде отдельных публикаций: в декабре 1848 года газета «Лидс Интеллидженсер» /«Leeds Intelligencer» и журнал «Фрейзерс Мэгэзин» /«Fraser's Magazine» опубликовали ее поэму «Трудный путь» /«The Narrow Way» (под псевдонимом Эктон Белл). За четыре месяца до этого, в августе 1848 года, в том же журнале «Фрейзерс Мэгэзин» /«Fraser's Magazine» вышла другая поэма Энн Бронте «Трое вожатых» /«The Three Guides».

Подруга Шарлотты Эллен Нассей во время своего визита в пасторат в декабре 1848 года однажды увидела, как улыбнулась Энн, когда они вместе сидели за чтением у камина. Когда Эллен спросила, почему та улыбнулась, Энн ответила: «Я просто увидала здесь свое стихотворение».

Поэмы Энн Бронте (как и поэмы Эмили), как правило, принято разделять на две категории: «гондалские» и «не гондалские» (о чем было упомянуто ранее). Гондалские поэмы относятся к вымышленному Эмили и Энн миру Гондал, о котором две сестры писали в детские и юношеские годы. Большинство из этих гондалских поэм написано в то время, когда Энн и Эмили были особенно близки. Позднее Энн редко писала гондалские поэмы — в своем поэтическом творчестве она более охотно обращалась к другим темам. 

В своей поэзии Энн описывала то, что видела и чувствовала сама на различных этапах своей жизни: в ее творчестве много поэм, выражающих тоску по дому, одиночество и депрессию, которые она испытала во время службы гувернанткой в Торп Грин-Холле. В поэзии Энн Бронте встречаются и поэмы религиозной тематики а также — поэмы о любви, которые могут поведать читателям, насколько сильны были чувства самой Энн Бронте к викарию своего отца Уильяму Уэйтмену.

Подобно своей героине Агнес Грей, Энн Бронте обнаруживает необходимость записывать личные чувства и переживания в поэтической форме. Она рассматривает эти образцы поэзии как «свидетельства жизненных вех»:

«Когда нас томят печаль и тревога или угнетают чувства, которые мы вынуждены скрывать, не ища и не находя ничьего сочувствия, и в то же время не в силах совсем подавить, мы нередко ищем утешения в поэзии — и обретаем его то ли в чужих излияниях, которые словно выражают наши собственные муки, то ли в наших собственных попытках дать выход этим мыслям и чувствам в стихах, быть может, и менее музыкальных, но зато более подходящих к случаю, более созвучных нашему душевному состоянию, а потому обладающих большей властью успокаивать или облегчать измученное, переполненное болью сердце. Еще в Уэлвуд-Хаусе, да и тут, когда меня особенно мучила тоска по дому, я раза два обращалась к этому тайному целительному источнику. Теперь же я вновь припала к нему, ибо еще больше нуждалась в утолении страданий. Я до сих пор сохраняю эти свидетельства прежних мук, которые, словно вехи, отмечают наиболее знаменательные события на пути по земной юдоли. Следы наши стерлись, облик местности переменился, но еще стоит веха, напоминая мне все обстоятельства, при которых она там появилась». 

[Энн Бронте "Агнес Грей" (1847)]

Гондалские поэмы Энн Бронте зачастую также отражают ее собственные настроения и чувства, хотя и с большим элементом фантазии, чем в поэмах, не относящихся к гондалской категории.

Исследователь творчества Энн Бронте Эдвард Читэм (Edward Chitham) полагает, что в большинстве из ее гондалских поэм проявляется сильное влияние ее сестры Эмили. 
Однако следует подчеркнуть, что Гондал был плодом воображения двух сестер в партнерстве, и что Энн стремилась внести в это совместное творчество свое собственное начало. Ее гондалские поэмы отличались по стилю и тематике от того, что писала Эмили.
Эти индивидуальные особенности творчества Энн ощущаются даже в тех случаях, когда ее поэмы особенно сильно напоминают работы Эмили. 

Поэтическое творчество Энн Бронте также включает ряд гимнов. Эдвард Читэм отмечает, что "три ее гимна вошли в современные издания Методистской гимнической книги (Methodist Hymn Book), и, кроме того, они появляются в баптистской и англиканской коллекциях. Ранее упомянутая поэма Энн Бронте Бронте «Трое вожатых» /«The Three Guides» используется в качестве гимна несколькими деноминациями и в действующей Моравской книге гимнов (Moravian hymn book). В последние годы ряд поэм сестер Бронте, и, главным образом — поэмы Энн — были положены на музыку и поются регулярно в церкви святого Михаила и Всех Ангелов (St Michael and All Angels Church) в Хауорте.

О поэзии Энн Бронте ее биограф Элизабет Лангленд (Elizabeth Langland) пишет так: «Она [Энн Бронте — Е. М.] продолжает находить читателей сегодня — через сто пятьдесят лет после своего появления на свет, найдя свое место в ряду немногих заметных представительниц женской поэзии девятнадцатого века.

Исследователь творчества Бронте Уинифред Герин (Winifred Gerin) замечает:

«Хотя в техническом плане она [Энн Бронте — Е. М.], возможно, редко достигала совершенства, в каждой написанной ею строчке звучит музыка».  

Эдвард Читэм, в свою очередь, пишет: «Она часто обезоруживающе традиционна, но традиционное в ее работах перетекает в личное, так что во всех ее лучших поэмах содержится много тепла и непосредственность чувств в каждой строке». Комментируя одну из ее последних поэм, Эдвард Читэм делает следующее заключение: «Создается впечатление об еще молодой писательнице, искусство которой становится со временем более зрелым, и которой, возможно, удалось бы внести свой вклад бесценного материала, если бы она жила дольше».

Энн Бронте (как и ее сестра Эмили Бронте) работала в поэтическом жанре всю свою жизнь. Первая ее датированная поэма (опять же, как в случае Эмили) относится к 1836 году. Последняя поэма Энн Бронте написана за несколько месяцев до ее смерти. 

В последние годы своей жизни Энн работала в поэтическом жанре гораздо больше, чем это делала Эмили в тот же период, и ее поздних поэмах больше проявляется ее индивидуальное направление, в то время как Эмили за последние годы написала лишь два стихотворения из гондалского цикла. 

Хотя в целом поэтическое наследие Энн меньше, чем поэтическое наследие Эмили, практически все сохранившиеся образцы ее поэзии представляют собой вполне законченные поэмы, демонстрирующие неплохую технику и отличающиеся тонким вкусом.

Несмотря на то, что Энн, в отличие от Эмили, сумела отойти от гондалских фантазий и обратилась в своем творчестве к реальности, тем не менее она время от времени возвращалась к Гондалу и до и после своего печального опыта гувернантской службы. Вполне возможно, что поэзия позволила Энн выразить некоторые свои эмоции и разочарования в своей работе.

Приведем примеры поэтического творчества Энн Бронте.

Первая датированная поэма Энн Бронте озаглавлена «Стихи леди Джеральды» /«Verses By Lady Geralda». Ее создание относится к декабрю 1836 года, в то время, когда сама Энн находилась в Хауорте во время рождественских каникул, приехав из роухедской школы примерно за месяц до своего семнадцатилетия. Эта поэма была впервые опубликована в 1934 году. 

Название ясно дает понять, что данная поэма относится к гондалским сочинениям Энн. Тем не менее, несмотря вымышленные характеры представителей гондалского мира, эта поэма содержит автобиографический элемент. Эдвард Читэм указывает, что невозможно полностью понять смысл данного стихотворения из-за отсутствия подоплеки его происхождения. Поэтому зачастую возникают сложности в том, чтобы отличить собственные чувства автора поэмы от обрисовки характера гондалского персонажа. Содержание поэмы таково: леди Джеральда, томившаяся в безнадежности своего дома, объявила желание покинуть его. Она сетует, что ее отец давно умер, мать умерла совсем недавно, а ее брат находится далеко. Эта ситуация никоим образом не относится к жизни самой Энн Бронте, 21-й стих данной поэмы, возможно, отражает ее собственные установки, связанные с началом самостоятельной жизни — а именно, обучением в школе Роу Хед — и отражают ее личные чувства.

Поэма «Голос из темницы» /«A Voice From The Dungeon» датирована октябрем 1837 года и впервые опубликована в 1934 году.

Эта поэма сочинялось в течение последних нескольких месяцев, которые Энн провела в роухедской школе. Высказывалось предположение, что некоторые особенности этой поэмы отличаются от обычной манеры Энн Бронте и, в частности, некоторые решительные фразы типа: «Лишь вырвался невнятный крик» более характерны для поэзии Эмили примерно того же периода. Однако, другие аспекты, в том числе тот факт, что инициалами МС (MS) [Марина Сабия (Marina Sabia)] обычно подписывалась Энн, указывают на то, что поэма почти наверняка была создана Энн.

A Voice From The Dungeon

I'm buried now; I've done with life;
I've done with hate, revenge and strife;
I've done with joy, and hope and love
And all the bustling world above. 
Long have I dwelt forgotten here
In pining woe and dull despair;
This place of solitude and gloom
Must be my dungeon and my tomb.
No hope, no pleasure can I find:
I am grown weary of my mind;
Often in balmy sleep I try
To gain a rest from misery,
And in one hour of calm repose
To find a respite from my woes,
But dreamless sleep is not for me
And I am still in misery.
I dream of liberty, 'tis true,
But then I dream of sorrow too,
Of blood and guilt and horrid woes,
Of tortured friends and happy foes;
I dream about the world, but then
I dream of fiends instead of men;
Each smiling hope so quickly fades
And such a lurid gloom pervades
That world -- that when I wake and see
Those dreary phantoms fade and flee,
Even in my dungeon I can smile,
And taste of joy a little while.
And yet it is not always so;
I dreamt a little while ago
That all was as it used to be:
A fresh free wind passed over me;
It was a pleasant summer's day,
The sun shone forth with cheering ray,
Methought a little lovely child
Looked up into my face and smiled.
My heart was full, I wept for joy,
It was my own, my darling boy;
I clasped him to my breast and he
Kissed me and laughed in childish glee.
Just them I heard in whisper sweet
A well known voice my name repeat.
His father stood before my eyes;
I gazed at him in mute surprise,
I thought he smiled and spoke to me,
But still in silent ecstasy
I gazed at him; I could not speak;
I uttered one long piercing shriek.
Alas! Alas! That cursed scream
Aroused me from my heavenly dream;
I looked around in wild despair,
I called them, but they were not there;
The father and the child are gone,
And I must live and die alone.
                         
                               Marina Sabia

(Оригинал)

Голос из темницы 
 
Я в склепе. Жизни свет угас. 
Месть, злоба, гнев — нет больше вас. 
И нет любви, надежды нет, 
Не для меня и мир сует. 
 
Как я давно забыта тут! 
Тоска и скорбь меня гнетут. 
Кругом лишь тишина и тьма, 
Гробницей стала мне тюрьма. 
 
Нет упований, все черно, 
И мысли в тягость мне давно. 
Зову я сон целебный: пусть 
На краткий час забуду грусть. 
 
О, пусть придет, неся с собой 
Душе измученной покой. 
Но мирный сон не для меня, 
Он жжет тоской сильней огня. 
 
О да, свободна я во сне. 
Но чаще горе снится мне, 
Кровь и вина и смерти зон, 
Друзья под пыткой, смех врагов. 
 
Мне снится мир, но день за днем 
Лишь демонов я вижу в нем. 
Надежды светоч не горит, 
И жуткий мрак такой царит 
 
В том мире, что, когда рассвет 
Рассеивает страшный бред, 
Темнице радуюсь моей 
И даже улыбаюсь ей. 
 
Но все-таки не так давно 
Увидеть было мне дано, 
Как черная исчезла тень. 
Вернулось все. Чудесный день. 
 
Сияет солнце в синеве. 
Гуляет ветер по траве. 
И вдруг ребенка вижу я. 
С улыбкой смотрит на меня. 
 
Мой сын! Не в силах слез сдержать 
Спешу к груди его прижать. 
Меня целует мальчик мой. 
О, счастье! Он опять со мной. 
 
Тут милый голос зазвучал, 
Меня по имени назвал. 
Передо мной — его отец! 
Всем горестям настал конец. 
 
С улыбкой что-то он сказал. 
Какой восторг меня объял! 
Но странно онемел язык, 
Лишь вырвался невнятный крик. 
 
Да будет проклят этот стон, 
Прервавший вмиг небесный сон. 
Кругом в отчаянье гляжу, 
Но их нигде не нахожу. 
Исчезли сын с отцом опять, 
Одной мне жить и умирать! 
 
                           Марина Сабия

(Перевод)

Далее по теме читайте в книге Екатерины Митрофановой "Уникальный мир семьи Бронте" [в шести томах].