БУМ!
Возле окна директорского кабинета волшебной школы Хогвартс с треском приземлился маленький плотный человечек неопределенного возраста в одежде, которая была в расцвете своей моды по меньшей мере пару веков назад и, с видимым отвращением откинув в сторону изящную фарфоровую чашку, которая тут же разбилась на пять осколков различной формы, возмущенно пробурчал себе под нос:
— Те’гпеть не могу по’гталы!
Человечек поднялся на ноги и брезгливо отряхнулся. Оглядевшись по сторонам, он сразу же заметил среди спящих в своих портретах волшебников высокого худого старца с серебристыми волосами и бородой. В отличие от прочих обитателей висящих в кабинете портретных полотен, старец не спал и даже не думал притворяться спящим. Он внимательно разглядывал нового гостя сквозь неплотно сидящие на кончике носа очки-половинки.
— Ну наконец-то! – произнес старец с портрета, и лицо его мгновенно озарила теплая улыбка.
Новоявленный гость, прихрамывая и опираясь на толстую тросточку, подошел почти вплотную к портрету и, пристально поглядев в проницательные голубые глаза, с чувством произнес:
— Аль-бус Дам-блё-дорр!
— Я вижу, за столько лет вы все еще не отделались от своего французского акцента, Николас, – Дамблдор с интересом глядел на странного посетителя (который в данный момент казался до неправдоподобия полным), по-прежнему продолжая улыбаться.
— Виноват, Альбус, — произнес тот уже на чистейшем английском. – Все время путаю различные языки и забываю следить за произношением, по привычке сводя все к родному акценту. Так вы хотели меня видеть, друг мой?
— Я всегда был рад вам, Николас. А сейчас – особенно. Ведь в последний раз мы встречались с вами, когда я еще не перешагнул тот предел, который именуется «жизнью». Тогда у меня еще сохранялась тайная иллюзия, что я буду жить вечно, как и мой любезный друг Николас Фламель, — Дамблдор бросил выразительный взгляд на своего гостя.
— Признаться, я тоже не думал, что мне доведется увидеть вас в вашем… новом качестве так скоро, Альбус, — отозвался Фламель, – хотя вы и не употребляли эликсира жизни. Ваш… посланник обмолвился, что это… событие произошло более двадцати лет назад.
— Так оно и есть… да… определенно, это так, — произнес Дамблдор и, снова мягко улыбнувшись, спросил: — А… какое впечатление у вас сложилось о нем?
— О человеке, которого вы послали за мной?
— Я всего лишь попросил его отправиться за вами, Николас, — поправил его Дамблдор. – И Гарри оказал мне эту услугу.
— Это ведь был Гарри Поттер, верно? – глаза Фламеля заискрились любопытством.
— А вы как полагаете, Николас? – Дамблдор продолжал загадочно улыбаться.
— Он представился вашим учеником, но имени не назвал. Хотя, конечно, я сразу же понял, кто он такой. Это ведь он достал тогда из зеркала Еиналеж достопамятный предмет, который мы с вами весьма успешно замаскировали под Философский камень… Кстати, Альбус, я принес вам то, о чем вы просили.
Он засунул руку под мантию и вытащил здоровенный зачарованный сосуд, плотно закупоренный хрустальной крышкой, отчего сразу же «похудел» на несколько размеров.
— Эликсир жизни? – оживился Дамблдор. – Замечательно, Николас.
— На какой период времени он вам потребуется?
— Примерно месяца на три.
— Что ж, в таком случае мне придется взять трехмесячный запас для нас с Пернеллой.
Фламель достал волшебную палочку и наколдовал из воздуха небольшой флакон, наложил на него чары, после чего направил палочку на сосуд с эликсиром, и хрустальная крышка со звоном отскочила в сторону. Фламель погрузил флакончик в сосуд и зачерпнул эликсир, затем вынул заполненный до краев флакончик, бережно закупорил пробкой и убрал во внутренний карман своей мантии. Покончив с этим, он накрыл сосуд хрустальной крышкой и спросил:
— Куда я могу его спрятать?
Дамблдор легким кивком указал на стоящий в противоположной стороне кабинета внушительный шифоньер и пояснил:
— Этот шкаф запечатан стандартным набором заклинаний. Отоприте его, Николас, достаньте оттуда то, что там лежит, а на освободившееся место поставьте сосуд с эликсиром.
Фламель подошел к шифоньеру, поднял волшебную палочку и стал бормотать заклинания. Шкаф открылся на удивление бесшумно. Ученый направил палочку внутрь и применил Манящие чары. Ничего не произошло. Тогда он пробормотал длинную магическую формулу, очевидно, собственного изобретения (в числе прочих научных открытий Фламеля числился и способ приманивать древние артефакты, неподдающиеся стандартным Манящим чарам). Из глубины шифоньера с едва различимым ухом шуршанием выплыла очень легкая серебристая ткань, которая мгновение спустя повисла в его руках.
Глаза Фламеля тотчас засветились живым интересом:
— Это… Неужели это она? Та самая? – спросил он, не сводя с мантии-невидимки (а это была та мантия-невидимка, что оставил Снейп во время своего недавнего визита в директорский кабинет) восхищенного взора.
— Нет, — ответил Дамблдор, наблюдавший за происходящим с не меньшим интересом, чем его французский друг. – Но очень похожа. Вы согласны, Николас?
— Трудно судить, — произнес Фламель, с нескрываемым любопытством разглядывая мантию. – Обычным Манящим чарам не поддается, что уже весьма настораживает. Но для того, чтобы доподлинно установить ценность изделия, необходимо провести ряд исследований.
— Сколько времени это займет? – спросил Дамблдор.
— У магглов на подобную диагностику может уйти вся жизнь, и при этом они не сдвинутся с мертвой точки в своих изысканиях. Мне же потребуется, как я полагаю, не меньше полутора-двух часов.
— А если… в ваших руках окажется подлинный образец? За какое время вы смогли бы сравнить его с тем изделием, которое сейчас находится у вас, чтобы точно установить, в чем состоят их сходства и различия?
— Подлинный образец?! – Фламель поднял на Дамблдора недоверчивый, но полный неподдельного интереса взгляд. – Неужели вы хотите сказать…
— Вот именно, Николас, — Дамблдор был весьма доволен произведенным эффектом. – Та самая Мантия тоже находится здесь. Самый высший и совершенный из трех Даров Смерти. Она заперта в верхнем ящике вот этого стола, — он указал взглядом в сторону директорского стола, куда Гарри убрал свою мантию-невидимку. — Хотите на нее взглянуть?
Фламель глядел на Дамблдора словно завороженный. Наконец он опомнился и быстро проковылял к директорскому столу. Несколько мгновений спустя он уже держал в руках мантию-невидимку, которую принес Гарри; другая же мантия-невидимка теперь висела на его полусогнутой правой руке. В глазах ученого, внимательно разглядывающего бесценный раритет, отражался немой восторг.
— Так сколько времени вам потребуется на то, чтобы сравнить эти две мантии? – вывел его из состояния блаженного оцепления голос Дамблдора.
— Учитывая обстоятельства… учитывая возможность сравнить предложенную вами мантию с подлинным образцом… думаю, я сумею справиться примерно за полчаса.
— Когда же вы смогли бы приступить к делу? – спросил Дамблдор.
— Если вы не возражаете, то прямо сейчас.
— Тогда приступайте.
Фламель аккуратно разложил обе мантии на столе и наколдовал необходимые для исследования приборы: большой микроскоп, с виду напоминающий астрономический телескоп, серебряные ножницы, иглы и пинцеты разных размеров, а также – различного вида сосуды, реторты и колбы с водой.
Дамблдор, с интересом наблюдавший за деловито расставлявшим свой инструментарий коллегой, невольно улыбнулся:
— Браво, Николас! Вы в считанные мгновения превратили этот кабинет в самую настоящую великолепно оборудованную алхимическую лабораторию. Для полного подобия недостает разве что вашего знаменитого атанора[1] с Философским Яйцом[2].
— Атанор с Философским Яйцом являются необходимыми, можно даже сказать – главными инструментами в процессе Великого Делания[3]. Для данного теста они не потребуются. Сделайте милость, Альбус, не отвлекайте меня.
Фламель стал водить своей волшебной палочкой по обеим мантиям, произнося заклинания и время от времени спрыскивая каждую из них водой из различных колб. Затем он поочередно внимательно рассмотрел мантии под микроскопом, стараясь не упустить из вида ни малейшей детали. При этом ножницы, иглы, пинцеты и прочие колюще-режущие предметы, которые теперь в изобилии оснащали директорский стол, ученый так и не рискнул применить ни к одной из мантий.
Наконец он отодвинул в сторону микроскоп, бережно сложил на столе обе мантии и устремил на Дамблдора выразительный взгляд.
— Что скажете, Николас? – спросил Дамблдор, не сводя со своего французского приятеля пронзительных голубых глаз. – Каким будет ваш вердикт?
— Нда-с, нелегкую задачу подкинули вы мне, мой друг. Тут определенно есть над чем поразмыслить, — Фламель демонстративно поскреб затылок. – Они почти идентичны, Альбус. Есть, конечно, незначительные различия в фактуре материала, в плотности и цвете ткани, но они обнаруживаются только при очень внимательном рассмотрении. Основное же различие этих изделий состоит вот в чем.
Он коснулся одной из мантий-невидимок волшебной палочкой, и на кромке подола этого изделия отобразился совсем небольшой по размеру и едва различимый даже для глаза волшебника мерцающий золотистый символ в виде круга с пересекающей его вертикальной чертой, которые вместе были заключены в чуть ярче очерченный по своим границам треугольник.
— Видите, Альбус? – спросил Фламель. – Это знак качества. Он указывает на то, что именно эта Мантия является подлинной.
— Знак Даров Смерти, – завороженно произнес Дамблдор. — Поразительно!
— Полагаю, что в том случае, если эта Мантия находится в руках своего настоящего владельца, этот символ проступает на ней сам по себе, без прикосновения волшебной палочкой.
— А что вы скажете о другой мантии, Николас? – живо поинтересовался Дамблдор.
— На другой мантии, разумеется, такого знака нет. Но если отбросить в сторону упомянутые мною ранее незначительные различия, то по своим свойствам, как я и говорил, она почти идентична первой. Это просто удивительно, но данное изделие практически в точности воспроизводит подлинный артефакт, сохраняя его уникальные качества и функциональность. Эта мантия, как и ее легендарный прообраз, не изнашивается, не рвется, не тускнеет от старости, а наложенные на нее чары не истощаются и не могут быть нейтрализованы разоблачающим заклятием[4]. Главное же заключается в том, что данная копия по всем показателям проходит фирменный тест от Николаса Фламеля на предмет соответствия подлинному артефакту. Вот, поглядите!
Он взмахнул волшебной палочкой. Обе мантии со свистящим шелестом взлетели вверх, на мгновение неподвижно зависли в воздухе, а затем сложились в замысловатую фигуру, в которой безошибочно распознавался символ Даров Смерти.
— Вы понимаете, что это означает, Альбус? – Фламель бросил на Дамблдора выразительный взгляд.
— Я хотел бы услышать ответ на этот вопрос от вас, любезный друг.
© «Возвращение Принца-полукровки», Екатерина Митрофанова
© Мир, герои, Дж. К. Роулинг
__________________
[1] Слово «атанор», которым алхимики называли глиняную печь с платформой или подставкой на середине, происходит от al-tannuor, что по-арабски означает просто «печь» (см.: Holmyard E. J. Alchemy. Dover Pub., N. Y., 1990. – P. 47).
[2] Философским Яйцом (Ovum Philosophorum) называется внутренняя часть философского сосуда, то есть – колба или реторта, помещенная в атанор.
[3] То есть — в процессе изготовления Философского камня.
[4] Об уникальных свойствах Мантии-невидимки, позиционирующейся в мире Поттерианы как один из трех Даров Смерти, а также — об особенностях данного артефакта, отличающих его от обычных мантий-невидимок, говорится в книге Дж. К. Роулинг «Сказки барда Бидля» (ориг. The Tales of Beedle the Bard) в комментариях Альбуса Дамблдора к «Сказке о трех братьях» и в Примечаниях. (См.: Роулинг Дж. К. Сказки барда Бидля. – М. Росмэн, 2008). Любопытно, кстати, что обычные мантии-невидимки встречались не только в мире волшебников. В частности, существуют сведения, что некие «мантии-невидимки» фигурируют в записях о закупках реквизита для шекспировского театра «Глобус». Их носили рабочие сцены, менявшие реквизит; зрители таким образом понимали, что на тех не следует обращать внимания. (Источник: Лекция искусствоведа Алексея Бартошевича «Для кого был написан "Гамлет"?» — http://postnauka.ru/lectures/45106).
---Конец ознакомительного фрагмента---
